Хозяйка Монстрвилля. Чудовищная уборка - Константин Фрес

Но я направила на него щетки, полив моющим для мебели, и они мигом надраили его так, что от пены он стал походить на весенний сугроб, серый и тающий.

Пришлось окатить его из пылеглота кипятком и пропылеглотить как следует, пока Тыкводжек не высосал всю воду и грязь из обивки.

И оказалось, что диванчик-то тоже из красного дерева! Да с высокой спинкой и пышными подлокотниками!

Он был обит крепким нарядным гобеленом.

А подушки и вовсе бархатные, с золотыми кистями.

Я пустила струю горячего воздуха, просушивая влажную ткань, пока щетки натирали до блеска столовое серебро.

— Вот, будет где отдохнуть, — проворчала я, возясь с диваном.

Щетки закончили с посудой и, окунувшись в дезинфицирующий едкий раствор, теперь толкали по полу гору дохлого тараканья.

А я терла щеткой пылеглота все вокруг, стирая влагу досуха.

И кухня становилась все чище и все свежее.

Примерно через час я, замученная, сидела на свежеотдраенном высоком табурете и вдыхала легкий свежий хвойный аромат.

В вычищенной печи весело потрескивали горящие дрова — обломки досок и старые желтые газеты.

Закипал, свистя носиком, прекрасный блестящий начищенный чайник.

В его металлическом боку отражалась вся кухня — светлая, свежая и чистенькая.

Щетки вымели даже лишние песчинки в кирпичной кладке печи. Собрали все красные кусочки покрошившегося кирпича. Натерли заслонку добела.

Занавеску на кухонном окне, белую, с синими кружевами и лентами, щетки драли вдвоем в тазу.

Отстирали до идеальной чистоты и кипенной белизны. А я просушила ее Тыкводжеком.

Всю посуду я расставила по шкафам, сковородки развешала на балке над длинным рабочим столом.

Столешницу на нем я оттирала и окатывала кипятком пять раз.

И обнаружилось, что она из благородного беленого дерева.

Очень красиво и стильно.

Есть я не хотела, но вот выпить в тишине чашку вкусного какао — да.

В отмытых керамических банках с плотно притертыми крышками оказались ароматные приправы и специи.

Корица, мускатный орех, сахар.

Я расставила их обратно по шкафам, где они поблескивали чистыми боками, на потемневших от воды полках.

— Красиво, — вздохнула я.

Какао в одной из таких белых банок тоже отыскалось.

Но у меня-то своя банка была. Честно купленная. И свежая к тому же.

И я заварила именно свое какао, в блестящем серебристом сотейнике.

Пока я размешивала венчиком мускатный орех и сахар в разогревающемся какао, на кухню просочился вездесущий кот.

— Ну вот, — довольно произнес он, щуря желтые глаза и разглядывая чистое помещение. — А ты боялась. Видишь, как легко, быстро и как чисто!

— Ага, легко, — передразнила его. — Потрудиться все-таки пришлось.

— Ничто не достигается без труда, — поучительно заметил кот.

А я задумалась.

— Интересно, — произнесла я, — а моя дневная уборка пойдет в зачет ночной? И найдут ли горничные сокровища? Или снова Монстрвилль им ничего не даст из-за меня? НИ монетки, ни камешка?

Кот презрительно фыркнул.

— Конечно, пойдет, — ответил он. — И, разумеется, они ничего не найдут, если по-прежнему будут лениться.

— Блондинка меня убьет, — задумчиво произнесла я, переливая какао в беленькую фарфоровую чашечку.

Грязный сотейник и венчик я отправила в мойку, где на них и накинулись неугомонные щетки.

Чрезвычайно полезные в хозяйстве вещи!

— Блондинка! — фыркнул кот. — Это Анжелика?

— Наверное, — неуверенно произнесла я. — Она мне не представилась.

— Как и ты, — напомнил кот. — Тебя тоже черт знает как зовут. А я — Маркиз.

Он сощурил хитрые глазки, гордо выпятил и распушил грудь.

— Очень приятно, — неуверенно ответила я. — Ирина.

— Ирина? — удивился кот. — Что за имя такое?

— Обычное имя, — ответила я.

— Ирина, Ирина… да странное имя! Как скрип старой калитки! — упорствовал кот.

— Маркиз — суп прокис, — передразнила я его.

— Ничего не прокис! — вскипятился кот.

— Да не важно, — отмахнулась я. — Так что там с Анжеликой? Откуда ты ее знаешь?

— Но ее все знают, — ответил кот. — Она должна была выручить Монстрвилль. Самая красивая и благородная девушка на всю округу. Спасти принца и соединить обе части города. Не спрашивай меня как. Я не знаю, что для этого надо сделать. Она тоже не знает. В общем, у нее не вышло. И вместо того, чтоб спасать зачарованного принца, она начала искать сокровища. Позабыла об изначальной цели. Захотела денег.

— А две других девушки?

— Ее подруги? Тоже. Но она ездит убирать дома уже давно. Не год и не два. А они поменьше. Сокровища Монстрвилля еще не стерли им память и совесть окончательно, как ей. Она позабыла о благородстве, о цели, и жаждет только денег. Теперь же Монстрвилль призвал тебя.

Кот внимательно посмотрел мне в глаза, да так, что стало жутко.

— Но я тоже не знаю, как вам помочь, — я развела руками.

— Не волнуйся, никто не знает, — ответил кот. — Но, кажется, у тебя получается. Я слышал салюты ночью. Они гремели в твою честь.

Запись 8. Интересные знакомства

Я проснулась от грохота.

Кто-то настойчиво ломился во входную дверь. Стучал так, что дом ходил ходуном.

А я спала.

Дрыхла на отчищенном диванчике на кухне, прикрывшись плащом и подложив шляпу под голову.

В окнах темнело. Опускался холодный октябрьский вечер. А на столе стояла моя чашка с недопитым какао.

— Кого это еще принесло? — удивилась я.

— Хам! — гавкнул Бобка. Он тоже спал, только на моих ногах. И тоже был разбужен стуком. — Настырный! Не открывай!

— Ну, мало ли, — усомнилась я. — Может, это хозяин дома?

— Пойду! С тобой! — храбро решил Бобка, спрыгивая с дивана.

В кухне все еще было тепло, хотя огонь в печи давно погас.

Поэтому ведьминский плащ я надевать не стала, вышла к стучащему в платье горничной.

Пока я пересекала холл, стук усилился. Стал настойчивее и истеричнее.

— Да гонится за ним кто-то, что ли! — ругнулась я и рванула со всех ног к дверям.

Но никто ни за кем не гнался.

На крыльце дома, за дверями, стоял очень странный тип.

Спокойный и уверенный.

Одетый в черное с головы до ног. Под подбородком завязан атласный черный бант. На ногах надеты чулки и черные туфли с серебряными пряжками.

Кажется, даже на его голове был черный парик с завитыми кудрями!

«Артемон какой-то!» — невольно подумала я.

Тип этот был не молодой, не старый.

Пожалуй, он был худощав.

Темноглаз и бледен. Веки его были неприятно выпуклые, с короткими редкими ресницами. Глаза — глубоко посажены.

И рот противный — губы тонкие и какие-то неживые. Вялые.

Выбрит так, что, казалось, его бледная кожа тоньше пергамента.

И натянута туго, как на барабан.

А еще этот незваный гость на всех