Хозяйка Монстрвилля. Чудовищная уборка - Константин Фрес

за барной стойкой.

— Доброй ночи, — поздоровалась я. — Есть у вас корм для говорящих котов? Очень нужно. А то они проголодались. Сильно.

Тот отвлекся от важного дела, перестал протирать стеклянные кружки, и внимательно посмотрел на меня.

— Горничная из домов за парком? — уточнил он.

— О да, — ответила я.

— Это там коты голодают?

— Да, сударь, — ответила я.

— Повезло вашим котам, что вы о них заботитесь, — проворчал бариста. — Эй, там. Дайте, что ли, чего-нибудь съестного…

— Я заплачу! — воскликнула я, поняв, что мне предлагают забрать для котов объедки.

Бариста обернулся ко мне молниеносно. Грохот, гром, смех и музыка смолкли в таверне.

— Заплатите? — повторил он настороженно в наступившей тишине.

Словно я ему предложила совсем уж невероятную вещь.

— Разумеется, — твердо ответила я.

И выложила на прилавок несколько монет разом.

— Сколько я вам должна?

Лицо баристы просияло.

— Ну, коли так, — протянул он загадочно. — Эй, отставить объедки! Наложите-ка в пакет рыбы, да получше!

Посетители тоже удивленно загомонили.

Я прямо-таки кожей ощутила, как они придвинулись ко мне, чтоб внимательно разглядеть.

Я обернулась к ним в сильном волнении.

Все-таки, совершенно непонятно было, что это за люди, и чего они на меня уставились. Чего ожидают.

Может, вообще планируют съесть, сварив в большом котле?!

Но это было совсем не так.

— Милая! — вскричала одна старая женщина, круглая и уютная, похожая на самую любящую бабушку. Но в островерхой ведьминской шляпе. — Да ты же вся продрогла! Как можно в такую погоду разгуливать в одном платье?!

— Что же делать, если ничего другого нет, — промямлила я.

Ведьма тотчас подскочила, как упругий резиновый мяч, и мгновенно оказалась около меня.

Я и глазом не успела моргнуть, как она сорвала с себя тяжелый шерстяной плащ и накинула его мне на плечи.

От него приятно пахло травами и свежим ветром, который гуляет, верно, только высоко под небесами.

А мне сразу стало тепло. Под ее тяжелым плащом было невероятно уютно, словно под самым мягким ватным одеялом.

Я и не замечала, как меня дрожь от холода колотит!

А ведьма-то, наверное, сразу сообразила.

— Сколько я вам должна? — улыбаясь во весь рот, произнесла я.

— О, сущий пустяк! — рассмеялась ведьма. — Плащ-то ношенный. Не новый. Всего одну монету!

И ловко протянула руку за вознаграждением!

Ох, видели бы вы, как засияла и засверкала в ее ладони моя монетка!

Словно невероятная драгоценность!

— Надо же, — пробормотала старушка, вертя ее так и этак и любуясь. — Давненько горничные не были так щедры!

— Я вовсе не щедра, — неуклюже запротестовала я. — Я просто у вас вещь покупаю…

— Об этом я и говорю! — весело ответила она и, еще раз подкинув на ладони монету, исчезла, словно ее и не было!

Что тут началось!

Ведьмы и ведьмаки окружили меня плотным кольцом.

Вмиг с моих продрогших ног стащили деревянные неуклюжие башмаки.

Усадили на стул и натянули полосатые толстые шерстяные чулки на озябшие ноги.

Седой гном с красным носом, что сидел у камина и стучал молотком в свете огня, оказался башмачником.

Своим невообразимым носом он буквально обнюхал мои старые деревянные башмаки.

Из висящих у камина заготовок он выбрал одну пару почти готовых ботинок из блестящей черной зернистой кожи.

Они были аккуратные, с островатыми, но закругленными носками, украшенные ажурными рантами, прошитыми декоративными ровными строчками.

Гном ловко натянул один башмак на колодку, выбрал из своего ящика блестящую подковку-набойку, и мгновенно приколотил ее к каблуку.

То же самое он проделал и со вторым ботинком.

И преподнес их мне, поклонившись и сорвав с блестящей лысины колпак.

Что ж, и ему я дала монетку. И обулась в новую обувь, которая оказалась ужасно удобной, легкой и мягкой.

Затем кто-то на меня напялил теплую и тяжелую ведьминскую островерхую шляпу. Кто-то подпоясал широким поясом.

И я стала ну точь-в-точь как обычная жительница Монстрвилля.

Ну, и карман мой порядком отощал.

Потому что я не забывала рассчитываться за дары монетками.

По одной, но я давала каждому, кто предлагал мне очередную вещь.

После меня усадили за стол и принесли мне глиняную кружку с горячим красным ароматным напитком — согреться.

Он был сладкий, немного терпкий. От него пахло корицей, немного — гвоздикой и лимоном, медом и ароматным мускатным орехом.

От одного глотка я согрелась так, что лоб взмок под шляпой, и расслабилась.

Будто огромная тяжесть упала с моих плеч.

Стало ужасно весело, будто я попала на вечеринку или на чей-то день рождения.

Я купила себе еще и пару кусочков потрясающе вкусного штруделя, посыпанного сахарной пудрой, и чашку горячего шоколада-какао.

Никто меня ни о чем не спрашивал, не лез с ненужными разговорами и расспросами. Мне просто улыбались, желали хорошей ночи и предлагали угощение и напитки.

А я впервые ощутила себя голодной до ужаса.

Когда я в последний раз баловала себя вкусностями?

Да не помню!

Я жалела себе даже пирожное купить. Вся моя еда — это хлеб, молоко да какие-то жиденькие безвкусные супы.

А тут горячие пироги!

Сладость меда и кислинка запеченных яблок!

Весьма довольная жизнью, я сидела и уплетала штрудели. По-моему, сахарная пудра у меня даже на щеках и на носу налипла!

Еще и эти веселые пиликающие скрипочки… В общем, когда меня плясать пригласили, я долго не ломалась. И с удовольствием отплясала и хоровод, и покружилась с весьма симпатичным юным ведьмаком в танце. Какой красивый молодой человек! По-моему, я даже немного влюбилась, и была абсолютно счастлива оттого, что он обнимал меня за талию и кружил в танце, прижимаясь ко мне и улыбаясь только мне!

Когда я пришла в себя, ночь была почти на исходе.

Музыка давно смолкла, веселые праздничные огни погасли.

Большая часть посетителей разошлась, устав праздновать, а за окном серел рассвет.

Я была сыта, довольна, мои ноги чуть гудели от усталости…

Но дом-то я сегодня не убирала!

— Ой-ой-ой! — в панике пробормотала я, собирая свои вещи со стола и оставляя еще пару монет за ужин. — Вот это я загуляла!..

Половинка штруделя, красивая нарядная банка с какао и пакет с рыбой — вот что я вынесла из этого приветливого заведения.

На улице я отыскала свою тележку, превратившуюся в сугроб.

Бобка сладко спал в ней, спрятавшись и свернувшись калачиком между заснеженными пакетами с моющими средствами. Фонарь трепетал крылышками над тачкой. И, кажется, тоже хотел спать.

Я растолкала Бобку.

— Бежим скорее обратно! — потребовала я у заспанной собачки.

Бобка подозрительно меня обнюхал и неодобрительно чихнул.

— Ужин! — тявкнул он. — Я тоже! Заслужил! Есть! Хочу!

— Ну, разумеется!

Половинку штруделя