Диктиона. Пламя свободы - Лариса Куницына

— Вы алкорец, — проговорил он, в упор взглянув в прозрачные изумрудные глаза незнакомца. — Вы рыцарь. Я вижу это! И как рыцарь, вы не позволите причинить зло графу крови и верному слуге Великого Тирана!

Для большей убедительности он говорил на родном языке, и теперь ему вдруг показалось, что этот человек не понимает его.

— Послушайте, — посол поднялся и подошёл ближе, настороженно поглядывая на птицу, впившуюся в него недобрым взглядом. — Я вижу, что вы с честью служили нашему повелителю. Этот золотой кинжал, такими ведь награждали особо отличившихся сыновей благородных семейств! Не тех, кто сидел в штабах, а тех, кто шёл в бой. Это оружие давали, чтоб защищать нашу великую родину…

— Скорее, чтоб сподручнее было перерезать глотки пленным и раненым, своим и чужим, — улыбнулся тот, и граф невольно отпрянул. Из-под розовых губ блеснули длинные белые клыки, украшенные мелкими изумрудами. — Не говорите со мной и не взывайте ко мне. Я не алкорец, я не рыцарь, я не человек. Я изгой. Я здесь, чтоб сообщить вам, что эта планета захвачена армией Великого Бастарда Ормийского. Короли в плену, ваше посольство контролируется нашими людьми. Часть персонала убита при сопротивлении, часть заперта, так же как и вы. Жизнь ваших подчинённых в ваших руках. Если вы будете делать то, что вам скажут, мы их пощадим. Если нет, все они будут казнены на ваших глазах. Их повесят на крюки за рёбра. И это будет на вашей совести.

— Что вы говорите? — ужаснулся Гаррет. — Вы жестоко убьёте невинных людей?

— Это вы их убьёте, — покачал головой тот. — И этого своего приятеля тоже. Но сами вы не умрёте. Мы посадим вас на наркотик. Би-3, например. И уже через несколько дней вы сделаете всё, что вам скажут. Итак?

— Я не предам своего повелителя! — воскликнул граф.

— Какая патетика… — скучно пробормотал незнакомец. — Идём, Авсур. Он сам всё решил.

Но его смуглый товарищ поднял руку.

— Ты слишком ненавидишь своих бывших соотечественников. В ином случае был бы куда красноречивее.

— В этом нет ничего личного, — вяло улыбнулся тот. — Но, если хочешь, попробуй сам.

— Я не буду ничего слушать! — воскликнул Гаррет.

— Через час вы увидите начало долгой и мучительной смерти тех, с кем вы жили под одной крышей, кто верил и повиновался вам. И их гибель ничего не изменит, потому что вы сами будете уничтожены морально, и всё равно будете делать то, что вам прикажут.

— Я не стану договариваться с ормийцем, который!..

— Я не ормиец, — перебил его Авсур. — Я не человек. Я изгой. Кое-что от ормийца во мне ещё осталось, и я советую воспользоваться этой малостью, которая даёт вам и вашим людям шанс уцелеть. Я даю вам три часа до рассвета. Если вы не образумитесь — пеняйте на себя.

— Вы будете убивать… — задохнулся Гаррет, но тот покачал головой.

— Не я. Он, — указав на своего рыжего спутника, ормиец отступил к дверям.

Тот ухмылялся, поблескивая своими инкрустированными клыками.

— Я узнал тебя, — тихо произнёс Локар, в миг согнав улыбку с холёного лица наёмника. — Ты — молодой граф Норан Лоуорт из клана Канторов.

— Молодой граф Лоуорт, награждённый Золотым кинжалом, Серебряной цепью и Рубиновой подвеской, — поражённо воскликнул граф Гаррет. — Вы — потомок западных королей древнего Алкора, сын брандела самого Великого Тирана! И вы здесь! Рядом с ормийским бандитом и в услужении у незаконного сына этого вырожденца Императора Ормы! Вы — рыцарь…

— Замолчи! — зашипел тот и, подскочив, вцепился в горло посла длинными, выкрашенными в зелёный цвет ногтями. — Когда-то такие как ты сказали мне, что лицо, исторгнутое из среды рыцарства, становится лицом подлого происхождения, а на подлую тварь незачем тратить воду. И бросили меня истекать кровью на склоне раскалённой солнцем скалы. Ормиец спас мою жизнь и стал мне братом. Я продал Серебряную цепь, чтоб отпраздновать его освобождение после того, как выкупил его за Рубиновую подвеску из вашей тюрьмы.

— Оставь его, Сёрмон. — произнёс Авсур. — Он нужен нам живым.

С низким злобным рычанием тот отшвырнул посла и повернулся к двери.

— Три часа! — процедил он на прощание. — Иначе вместо Би-3 я подберу что-нибудь похлеще!

— Сёрмон! — с ужасом пробормотал Гаррет, глядя на закрывшуюся за наёмниками дверь. — Вы слышали? Как алкорец может назваться проклятым именем?

— Сёрмон тоже был из рода Канторов, — тихо произнёс Локар. — А этот к тому же из отряда Горных Лисов. Вот уж кто воистину был в нашей армии самыми отъявленными из самых отъявленных.

II

Плененным королям отвели помещение чуть просторнее, и в нём было три длинных широких лавки, прикреплённых к стенам цепями. Однако и здесь было полутемно, мрачно и тихо. Кибелл сидел, уложив на свои колени голову Энгаса, и с задумчивым видом поглаживал его раненную руку. Тот лежал, закрыв глаза, и на его губах плыла умиротворённая улыбка. Вряд ли он сам отдавал себе в этом отчёт. Рана на его руке уже почти затянулась.

Юнис стоял рядом, прислонившись плечом к стене, и наблюдал за ними. Потом вздохнул и отвернулся.

— После воскрешения ты научился творить чудеса. Раньше я не верил этим слухам, но теперь увидел сам. Из-за такой раны вполне можно было потерять руку.

— Можно, — эхом отозвался Кибелл. — У алкорцев, однако, есть такие методы лечения, о каких мы и не подозревали.

— Тебе страшно было умирать? — Юнис с интересом взглянул на него.

— Нет. Я уже слышал голоса предков, пришедших за мной. Мои близкие натерпелись страху больше меня.

— Ты зря вернулся, — Юнис скривил губы в усмешке, когда заметил, как вздрогнул и открыл глаза Энгас. Молнии из глаз Друга короля могли убить кого угодно, но не Юниса. — Я говорю, Кибелл, ты должен был умереть, завершив свою миссию, замкнув круг королей Дикта, защищавших Диктиону от баларов. От Элаеса до Кибелла, от начала до конца. Я был опечален и скорбел вместе со всеми, но когда мне сказали, что ты воскрес, я понял, что это не к добру. Это ещё не кончилось. Ты вернулся, чтоб снова держать меч между нами и враждебным космосом.

— Может, ты и прав, — Кибелл взглянул на Энгаса. — Полежи ещё. Может, мне удастся совсем закрыть твою рану.

— Ты итак потратил на меня слишком много сил, — тот решительно приподнялся и сел рядом с ним. — Я не знаю, зачем боги вернули тебя нам, но я никогда не считал,