Блэки Хол - Sindroma unicuma. Книга 2.

Посидев на подоконнике, я направилась окружным путем на чердак, чтобы остудить горящие щеки и вскипевшие мозги. Коридоры опустели, у экзаменационных аудиторий остались лишь те, кто плелся в хвосте сдающих, и сочувствующая публика. И Эльза пропала. Наверное, дождалась Мэла и, заметив его невменяемое состояние, предложила успокоить в каком-нибудь кафе или клубе. Драная кошка с облезлым хвостом.

И в плохом нужно видеть хорошее, — бормотала я про себя, шагая по переходу. В частности, Мэлу достало ума не распустить руки. Я видела — уходя, он едва сдерживался, чтобы не развернуться. Стало быть, его неприязнь к профессору сильна, и у них взаимное противостояние. Неужели меня использовали как средство для обострения вражды?

Вывернув из бокового коридора, я напоролась на… Мэла, сидящего на ступеньке лестницы под люком. Увидев меня, он поднялся. Значит, Мэл не ушел с танцоршей, чтобы утешиться в ее компании, а решил спустить пар и отыграться на мне вместо профессора. Он догадался, что я ринусь на чердак, и устроил западню. Ой, ужас, кому-то пришел конец!

Я пятилась, пока не уперлась спиной в стену. А позади глухой угол, из которого не выбраться. Ма-а-ама!

Мэл приблизился не спеша, и расширившиеся зеленые колечки в глазах заставили меня зажмуриться от страха. Похоже, сегодня непрекращающийся праздник лета.

— Не бойся, — сказал он с усмешкой. — Женщин не бью.

Я боязливо открыла глаза. Мэл стоял в двух шагах и, засунув руки в карманы, смотрел на меня — цинично, оценивающе.

— Можешь начинать.

— Что? — прокаркала я хрипло и прокашлялась.

— Оправдывайся.

Неестественно спокоен, — отметилось отстраненно. Как пороховая бочка с фитилем. Поднесу спичку, и следов от меня не останется.

— Я не знала, что он поставит тройку, — ответила, стараясь, чтобы голос не дрожал.

— Четверку, — поправил Мэл.

— Д-да, четверку. И приготовилась к пересдачам.

Не успела я моргнуть, как Мэл очутился рядом и уперся руками в стену, перекрывая пути отступления. Я сжалась, отводя взгляд, потому что боялась обжечься кипящей зеленью.

— Знаешь что, Папена? — Он наклонился к уху, и по моему телу прошла невольная волна дрожи. — Хорошие отметки просто так не даются, их нужно заслужить. Ты уже отработала свою четверку или получила авансом?

— Ничего я не отрабатывала и не собираюсь!

— Тогда за какие шиши особое расположение? — мучил Мэл своим дыханием. Он стоял совсем близко, стоило лишь протянуть руку и коснуться обманчиво благодушного лица.

— Не знаю!

Мэл еще придвинулся, и свободное пространство между нами сузилось до пары сантиметров.

— Может, за регулярные походы на пятый этаж? Дай вспомнить… По понедельникам, средам и пятницам.

— Откуда ты знаешь? — поразилась до глубины души. Я же пряталась и шифровалась, крадясь на цыпочках и выглядывая из-за угла. Неужели за мной следили не только на улице, но и в институте?

— У местных птичек длинные хвосты, на которых они разносят сплетни, — понизив голос, Мэл наклонился еще ближе, и два сантиметра, разделяющие нас, исчезли.

— Я ходила на медицинские осмотры, — горячо возразила, не поднимая глаз. — Ничего не было!

— Он не врач, чтобы посещать его через день. Или вы играли в ролевые игры? — ухмыльнулся похабно Мэл.

— Ни во что мы не играли! Он брал анализы, замерял давление, пульс, смотрел глазное дно — и всё!

— Почему он, а не Морковка? — продолжал выпытывать Мэл.

— Потому что после случая с Касторским мне велели регулярно ходить на пятый этаж и не предавать огласке.

— С Касторским? — переспросил Мэл озабоченно, но через мгновение его тон стал приказным: — Сегодня же поговоришь с ним и откажешься от осмотров.

— Почему?

— Почему? — удивился Мэл и с яростью саданул кулаком по стене, заставив зажмуриться от испуга: — Объясню тебе, почему. Потому что меня бесит его высокомерие и спесь! Потому что он решил, будто может взять чужое. Потому что он лапал мою девушку, и между ними что-то было!

— Никто меня не лапал и ничего не было! — опротестовала я и утонула в раскаленном изумрудном море.

— Заезженная пластинка, — скривился Мэл.

— На себя взгляни. Чуть не облизал Эльзушку, жалко, платка не оказалось под рукой, чтобы подтирать слюни! — выкрикнула я и прикусила язык. Зря сказала. Мэл решит, что перед ним патологическая ревнивица.

Он замолчал, соображая, о чем речь, а потом неприятно ухмыльнулся:

— Значит, понравилось смотреть, Папена? Смотреть и запоминать, чтобы прокручивать в голове днем и ночью. И ведь нет никакой возможности стереть из памяти эти чертовы картинки.

Я чувствовала разочарование и боль Мэла, они были и моими тоже. Протянула ладонь к его щеке, но Мэл сбросил прикосновение, мотнув головой.

— Мне пришлось дать обет, потому что… потому что так нужно, — сказала я с отчаянием. — Но нас связывают только дела.

Не стоило переводить разговор на профессора, лучше бы он крутился около Эльзы. Глядишь, Мэл понемногу утихомирился бы, наслушавшись моих ревнивых возгласов, и мы смогли бы внятно поговорить. Упоминание об Альрике подействовало на него как сухая трава на огонь. Я оказалась прижатой к стене, и Мэл поцеловал меня — агрессивно, истязая рот.

Следовало отрезвить наглеца — дать пощечину, оттолкнуть или наговорить уйму гадких слов. Вместо этого я без раздумий сделала первое, что пришло в голову. Рука обхватила Мэла за шею и притянула, а язык начал вытворять нечто сумасшедшее — честное слово, в том не было моей вины. Рассудок канул куда-то вместо того, чтобы сопротивляться. Осталась лишь одна потребность — отдать себя и впитать близость Мэла.

Я и не подозревала о том, как сильно соскучилась по нему, аж сердце заныло. Прижималась к Мэлу откровенно, бесстыдно и целовала исступленно, не уступая ему. Пусть он мучил мои губы и прикусывал болезненно, пусть стискивал в объятиях, не позволяя вздохнуть, пусть наказывал — на грани жестокости, сминая волю и подавляя, — я принимала его таким, каков он есть.

Тянулась к Мэлу и не сразу сообразила, что он отстранился и что-то сказал.

— Что? — зашевелила онемевшим ртом.

— Ему ты также пела? — повторил Мэл, дыша, как загнанный.

— Как?

— Громко и требовала не останавливаться.

Скабрезные слова облили ледяной водой. В голове совершенно не отложилось, о чем я только что просила Мэла. Врет он всё!

— Руки убрал, — процедила. Хотела, чтобы вышло гордо, а получилось тускло, и Мэл, конечно же, не послушался.

— Или он делал это сзади? — спросил вполголоса, прикусив мочку, и моя кожа покрылась мурашками.