Владыка бури - Дари Псов

мешок с кровью. С влажным шлепком что-то упало на землю, и ноша стала легче. Ромао сделал ещё несколько шажков, прежде чем взглянуть вниз. Дурашке стало слишком сложно поддерживать такую конфигурацию тела, и она отпустила свои руки. Или просто не сопротивлялась распаду тела под собственной тяжестью. Её дыхание было слабым и неслышным, а дыхание Ромао, напротив, тяжёлым и хриплым.

— Это не может так закончиться, Дурашка, — с этими словами паладин крепче прижал распадающуюся демоницу к своей груди. — Матушка всегда говорила, что все истории должны заканчиваться счастливо, а иначе какой смысл? Тьме никогда не затушить свечу.

Ромао продолжал свой путь, но теперь его нога служила скорее не подспорьем в ходьбе, а словно цепью, цепляющей его за землю. Свет Ромао мерк с каждым шагом, позволяя тьме приближаться. Через мгновение, тянущееся как вечность, или вечность, пролетевшую как мгновение, они достигли своей цели — края края мира. Перед ними нависла стена, такая же колоссальная, как и сбоку, но взбухшая внутрь участком земли размером с нескромный замок. В нём чудовищная трещина исторгала из себя напористый водопад, который превращался в бурную реку.

— Океан… С той стороны океан, — вновь Дурашка приблизилась к реальности сквозь своё тело, её слабый голос был едва различим на фоне гула воды. — Я… Я должна была догадаться раньше…

— Думаешь, он сможет прорваться сюда? Весь? — с робкой надеждой в голосе предположил Ромао, глядя на эту природную мощь. — Мы бы тогда смогли выплыть на каком-нибудь плоту наверх. Были же деревяшки и ткани…

— Дурак. Изобрети гидростатику… Открой закон об сообщающихся сосудах! В этих святых сосудах уровни однородных жидкостей всегда равны… считая от этой паладинской поверхности земли…

— Ты бредишь, Дурашка, — Ромао устало опустился на колени — достигнув цели, его последние силы больше не были нужны. Пуповина, соединяющая их тела, разорвалась с пустым хлопком, кровь уже давно перестала течь по ней.

— Да… Брежу, — согласилась Дурашка, закрыв глаза. — Вот ещё моего бреда… Я… Я всегда мечтала о человеческой душе. Действительно, Дурашка, как ты прав… Об истинном бессмертии. Сгореть в яркой вспышке… Вместо того чтобы течь зловонной лужей во тьме…

— Правда… Этот бред намного лучше предыдущего, — треснувшие, высохшие губы Ромао создали мимолётную улыбку. — Но… Все равно не бредовей, чем мои собственные мысли… Я… А я… Иногда думал о том… что если бы я был демоном… то сколько добра я бы смог принести миру… своими демоническими силами… Представляешь, Дурашка?

— Дурак… — прошептала Дурашка. Её голос теперь звучал совсем слабо, словно ветер, запутавшийся в руинах.

Человек и демон замолчали на время, позволяя говорить лишь реке.

— Дурашка? — наконец прошептал Ромао, но она не ответила. Тогда он протянул дрожащую руку и осторожно коснулся ее щеки. Пальцы ушли в неё как в рыхлую землю. — Ты… Ты умираешь?

— Да…

— Не умирай.

Она снова не ответила. Он просит слишком многого. Наглый человек. Тогда Ромао медленно снял с шеи свой символ веры и бережно отложил его рядом на землю. Свет из его груди стал ярче. Деревянные весы на ниточке не светились. Своими руками и светом Ромао бережно обнял то, что осталось от Дурашки.

Демоница оказалась окружена его сиянием, но почему-то чувствовала спокойствие и умиротворение. Такая смерть лучше многих. И в этот последний момент своего угасания она вдруг сильно захотела сказать Ромао своё имя.

— Я… Я… Кза… К-за… — попыталась она прорваться через пелену смерти.

Свет мешал говорить, мешал думать, мешал её демоническому существованию. Но за всё время своих мытарств она уже привыкла к нему, выработав сопротивляемость, как к неприятному и настырному знакомому, но связанному с хорошими людьми и местами. И тогда вместо того, чтобы избегать, умирать или прятаться от света, как пристало всем нормальным демонам, Кзарина начала бороться с ним. Отчаянно бунтовать против него. Спорить с ним о справедливости. Поглощать его, как похоть. Имя… Должна сказать… Истинное имя… Глупый свет, потом забери меня… Но сейчас… Важно… Хоть что-то останется… Раз нет души и тела… Но она была демоницей, а это был свет, порождённый чистой верой и любовью. Яркий, всепоглощающий, очищающий, заполняющий всё вокруг, не оставляя места для тьмы и страданий. И наступил Свет.

Кзарина вспомнила. Момент своего рождения. Джули, ребёнок даже по человеческим меркам, стояла в плотной толпе горожан и заворожено смотрела на прощальный парад Возвышенных рыцарей, торжественно уходящих на войну. Звучал героический марш, и на плечи воинов ниспадал магический дождь из разноцветных лепестков. Рыцари блистали в совершенных Бронях Силы, возвышаясь над толпой на мощных спинах боевых грифонов. Скоро они сойдут с небес ангелами мести.

Среди них был её рыцарь, самый великолепный и благородный из всех. Волосы цвета воронова крыла, глубокие, как небо после грозы, голубые глаза и приветливая, хотя и немного грустная улыбка. Он держал голову и машущую руку высоко, но на простых людей смотрел не высокомерно — нет, его взгляд пытался запомнить каждое лицо в толпе перед тем, как навсегда погрузиться в пучину войны. Его товарищи, суровые и сосредоточенные, смотрели прямо, на затылки своих ездовых животных, мыслями уже на небесах и поле брани. Но он… Он улыбнулся ей, Джули, когда их взгляды случайно встретились, и в его тоже печальных глазах она нашла столько тепла, нежности и обещания защиты, что сердце девочки замерло.

Вот почему Кзарина так непоправимо отличается от других суккубов — она соткана не из похоти, а из желания любви. Не желание обладать, а желание принимать и отдавать. Желание достичь любви рыцаря, непостижимо выше её по статусу и возрасту. Амбиция.

Джули погибла в последней человеческой войне вместе с её мечтами и семьёй. Инфернальный змей, выпущенный одной из сторон, задел боком пещеру, где укрывались беженцы. От матери Кзарины осталась только тень на стене с вытянутыми руками, продолжающими тянуться к своему рыцарю. Нет. Осталось еще кое-что. Осталась Кзарина, обретя плоть. Непонимающая, напуганная, слабая, забившаяся в темные трещины. Там её нашла Первое Желание Царькута, укрыв от этого чудовищного мира.

Рождение у людей и демонов одинаково, они все рождаются из-за союза чувств, отличаются лишь физиологические детали. И как у демонов и людей, у Кзарины произошла инфантильная амнезия.

Два ослепительно белых крыла расправились, разгоняя обнаглевшую тьму. Это были не обычные кожаные крылья демонов с шипами — это были огромные и великолепные крылья из сияющих лучей-перьев.

— Кзарина… — выдохнула она. — Меня зовут Кзарина!

Бывшая демоница взлетела ввысь, бережно держа изумлённого паладина на руках. Она принимала свою новую форму, новую силу, новую судьбу. Нежное тепло разливалось по