Райдо Витич - Обитель Варн

— Шарон давний знакомый Рицу?

— Старый друг его отца. Репутация чистая. Не раз оказывал нам помощь. Нареканий,

трений с законом нет и не было. В совете уже тридцать лет. Добропорядочный

гражданин, лояльный. Досье предоставить?

— Естественно.

— Хорошо.

— Что дальше?

— Дальше Рицу, видимо, чтоб укрыть девушку, начинает разъезжать по городам.

Тайно. Следы нащупать не удалось. Известно лишь, что он связывался со знакомыми

в посольстве и просил убежища для Сталеску. Но отказался в последний момент.

— Лиса отказалась.

— Да, скорей всего. Сюда они приехали примерно десять дней назад. Граф имел

беседу с сержантом местного отделения правопорядка. С его слов, искал давних

знакомых. Но кого, что, как — сказать не может. Не помнит.

— А где Рицу остановился?

— В загородном поместье маркиза Дейнгрина Анризо. Его дальний родственник.

Здесь не живет, появляется очень редко. Постоянное место жительства то Прага, то

Париж. Но имения по всем городам и весям имеются. Серьезно связан с

дипломатическим корпусом. Скользкий человек. Данные по нему собрать сложно,

защищен дипнеприкосновенностью, является гражданином Канады.

— А живет в Праге?

— Сейчас. Полгода назад жил в Париже.

— Агент?

— Не похож. Пустышка, по-моему, а не человек. Наглый, напыщенный, недалекий. На

уме одни развлечения.

— Богат?

— Как и все из круга Рицу.

— Здесь появлялся?

— Нет. Три года не видели. Прислугу опросили: Майлиса Тавиш и Таисья Погодина.

Милые женщины, бесхитростные. Жалоб на Анризо не предъявляют, наоборот, очень

довольны работой. Появляется он редко, а платит исправно. Странностей особых не

заметили, разве что до женского пола охоч слишком Анризо, но опять же в рамках

дозволенного, — позволил себе улыбнуться Щербинин.

— А Рицу как? Лиса? Что о них говорят?

— Девушка, говорят, угрюмая, неразговорчивая. Почти не видели ее. Либо гуляет,

либо в комнате сидит. А о графе отзываются очень хорошо: вежлив, тактичен, щедр.

Гостей в доме тоже не видели, приемов не было. Жили тихо, уединенно.

— Все?

— Все.

Полковник задумчиво погладил затылок:

— Выпускать, похоже, надо.

— Надо. Что еще Лиса напишет, неизвестно.

— Да, известно, — махнул рукой Горловский. — Что с нее возьмешь? Рванула вон

к любимому стихи почитать! Агентка, вашу!…

— Молодая, — пожал плечами Щербинин.

— Угу…. Готовь документы и конвой. Отправим ее завтра в госпиталь на

освидетельствование. И на списание.

— Куда отправим?

— Как всегда. К Овину. Двадцать минут конвоя — хлопот меньше. А то кто его

знает, что она от большой любви еще на свою да нашу с тобой голову устроит.

— Хорошо. Сейчас же отзвонюсь.

— Лично езжай.

— Как скажете.

— Предупреди, чтоб сильно не шлифовали. Хватит с нее. Три месяца достаточно.

Щербинин кивнул, хоть и считал, что полковник излишне мягок по отношении к Лисе.

— Что с Рицу будем делать?

— Пропуск подписывать. Эскорт готовить. И с почестями куда скажет. Но после

того, как поговорю с ним.

— Думаете, удастся рот ему закрыть?

— Угу. Если не хочет, чтоб любимая в дисбате сгнила или в психушке, не просто

промолчит, а еще и немым скажется. Выбор, Клим у него не велик.

— Не похож он на влюбленного. Не мальчик уже.

— Не мальчик, именно. А последняя любовь она крепче первой скручивает. Взяла

его Лиса со всеми аристократическими внутренностями. Жаль такую пару разбивать…

Жизнь-то она длинная, — подмигнул полковник заму. Тот понимающе улыбнулся,

кивнул:

— Готовлю пропуск?

— Готовь. По Гнездевскому дело движется?

— Тяжело, Виктор Николаевич, но работаем.

— Без вмешательства знакомых Рицу оно быстрей пойдет и тихо закончится. Отчеты

жду каждый день. Взвод Гнездевского расформируй. Лучше, конечно, всех списать.

— Лучше. Но 26 человек. Прекрасные специалисты. Жалко таких людей терять.

— Убирай их от греха, кого списывай, кого в другие части и отделы. Без права

самостоятельной работы. Не затягивай, — приказал, поднимаясь. — Я к Рицу.

Бэфросиаст сидел у стены на скамье и, обнимая ногу, смотрел на оконный просвет

под потолком.

— Добрый день, — украсив свое лицо улыбкой, сказал Горловский, входя в

помещение.

Граф вскользь глянул на него и вновь уставился на оконный проем.

— Тоска по свободе? — сел на скамейку к заключенному.

— Вас это удивляет? — недовольно уставился на него Рицу.

— Нет. Рождает понимание. Продолжим вчерашнюю беседу, граф?

— Продолжим. Начнем с пояснений и объяснений. Прошли сутки с моего незаконного

задержания, полковник.

— Вторые пошли. Знаю. Но идет следствие.

Бэф поморщился:

— Не смешите. Ваше следствие и я несовместимы. Чем вы будете аргументировать

мое содержание под стражей?

— А придется?

Бэф подозрительно уставился на полковника:

— Объяснитесь.

— Давайте все же вернемся к разговору.

— Допросу.

— Как вам угодно. Но на несколько вопросов ответить придется. Вы же не хотите,

чтоб я брал с вас подписку о невыезде?

— Вы блефуете. Стоит мне выйти и ваши действия станут темой разговоров в очень

высоких кругах. И подписка, неподписка иметь значения, что для вас, что для меня

уже не будут.

— Все-то вам угрожать, а по-хорошему нельзя? Вы отвечаете на вопросы и свободны…

— Лесс?

— Ах, как вы ее — Лесс…. Она вас — Бэф. Красиво, сочно. Не любовь, да? Да, не

смотрите вы на меня, как на врага. Завидую. Жизнь и будущее Лисы зависит

полностью от вас. Если мы сможем договориться, то причин для недовольства не

будет, — и вдруг широко улыбнулся, качнулся к графу с видом заговорщика. —

Хороша девчонка?