Только об этом не пишите! - Sally KS

тебе на колени! Или ноги переставляешь, идешь себе как все люди, вдруг одна нога застыла, словно ее в бетон окунули — и ты забыл, как ею двигать дальше! И мозги заклинило, не могут в ногу подать сигнал: «шагай, ступай»… Постоишь так минутку, вспомнишь, расклинит тебя, дальше пойдешь… Потом, конечно, приступы всё реже, оклемаешься помаленьку…

— Откуда вы знаете? — поинтересовался Никита, вновь поднимаясь на ноги.

— Я это всё проходил, — усмехнулся седой. — Я давно ведьминские повадки выучил.

Отец Алексий перекрестился.

— Но я не могу тут сидеть! — заволновался Никита. — Это же я виноват, что выдал её той страшной женщине!

— Сиди уж, болезный, я сам пойду, — махнул рукой старик. — Для того и приехал. Мне ведьма ничего не сделает, я сам ею сохранённый. Кто ей хорошо заплатил — того ей нельзя трогать.

— Оставайтесь здесь, бороться с нечистью моя специализация, — остановил обоих отец Алексий. — Буду молитвой спасать себя, грешного, от всякого зла и беззакония.

Пока они так препирались, к священнику приехал Артём. Увидел, что в доме огни уже погашены, а в бане горит свет, и вошел без стука, взволнованный и даже напуганный.

— Никита, ты здесь⁈ А я тебе звонил — и не мог дозвониться.

Никита похлопал себя по карманам: телефон явно остался где-то в лесу, как и ключи от машины, и сама машина.

— А вы знаете, что у старой церкви работает группа захвата? — спросил кузнец. Старик охнул, отец Алексий опять перекрестился. — Я дыру в окне заколотил, решил к вам вернуться, проверить, все ли у вас в порядке, уехали ли эти… борцы, а по пути увидел, что поворот к церкви лентой перегорожен, люди в масках с автоматами стоят. Меня не пустили, но я, кажется, видел там Лаву.

— Пресвятая Владычице моя Богородице… всех святых пресвятейшая, Дево Мати Божия!.. Помози ми, плавающему в пучине жития сего, люте обуреваему и бедствующу от потопления греховнаго. Даждь ми руку помощи… да не погрязну в бездне отчаяния… — зашептал отец Алексий какую-то молитву.

— А кого они захватывают? — поразился Никита.

— Ведьм, — вздохнул старик. — Спецслужбы давно их ищут.

— Значит, Лава… настоящая ведьма? Как и Тамара?

— Я не могу поверить, что ее арестуют, — Артём опустился на лавку, очень расстроенный. На вопрос отвечать не стал, видимо, считая ответ само собой разумеющимся. — За что⁈ Она мне парня на ноги поставила!

Батюшка в третий раз перекрестился, и в глазах его было больше испуга, чем прежде. Сидеть вчетвером в предбаннике маленькой бани было тесно, говорить не о чем. Так что отец Алексий распорядился: пора расходиться, все равно до утра новости вряд ли будут. К рассвету либо разъедутся те незваные гости, либо пойдут по домам собирать показания. Хотя какие тут могут быть показания, если никто из местных жителей явно ничего не понял, а то видео вряд ли кто-то успел посмотреть, раз провисело оно в интернете недолго…

— Можно я у вас переночую, батюшка? — спросил старик. — Германа-то, наверное, не загребут, он меня искать станет, где оставил.

— А я к тебе поеду, — сказал Никита Артёму. — Мне и постираться надо, я весь грязный…

— Поехали, — понуро сказал кузнец. Никита снял со стены розу и под удивленными взглядами мужчин сунул за пазуху. Объяснять ничего не хотелось.

У поворота на церковь, действительно, стояли какие-то люди, так строго замахавшие, чтобы Артём проезжал, что ослушаться никто бы не посмел. Так и сидели в домике у кузнеца, дожидаясь рассвета, и Никита, помытый и переодетый, сам не заметил, как уснул на диване. А утром с удивлением узнал, что Лава и ее брат тоже приехали. Значит, ее не арестовали. Значит, за ней спецслужбы не охотятся…

Он смотрел, как она, растрепанная и сонная, в уютном домашнем платье заваривает себе чай, и чувствовал запах той белой розы, которую твердо решил спрятать и оставить себе. Нипочему. Просто так было спокойнее.

Изгнанный ее непримиримо враждебным взглядом с кухни, он пошел к Артёму в душевую, которая в доме была и постирочной. Пока друг запускал стиральную машину, немного поговорили обо всём.

— Никита, не знаю, почему она на тебя злится, но скажу прямо: я против неё и слова слышать не хочу, — объявил кузнец, понизив голос. — Ты видел, что она с Костяном сделала? Будто он и не болел!

— Я знаю, почему она злится, она в этом совершенно права, — повинился Никита. — Я безобразно с ней поступил.

Его клетчатая красная рубашка, которую кузнец кинул в машинку еще ночью, сразу же, как они приехали, уже высохла. Он с удовольствием стянул узковатую футболку и переоделся в своё. А вот рабочие брюки ещё были мокрыми внизу штанин.

Никита рассказал всё: как повёз Лаву вчера утром к Тамаре на встречу, как потом Тамара требовала от него притащить к ней Лаву силой, когда за ней приедут вызванные из города общественники и поднимется суматоха, и пообещала убить, если он не подчинится…

— Подожди, я не понял, — остановил его рассказ Артём. — Зачем ей надо было Лаву видеть второй раз? Почему нельзя было сразу ее не отпустить? Нет, — поправил он сам себя, — я этого вовсе не хочу, просто логику не понимаю. Если ей надо было Лаву — почему она ее сразу не забрала?

— Они сидели на берегу, разговаривали, потом Лава ушла, — вспомнил Никита. — А Тамара взяла откуда-то ее темный длинный волос и что-то с ним делала. Шептала, заворачивала в какой-то лист и подожгла как-то странно, без спичек. И пришла в бешенство! Сказала: она думала, что у Лавы нет какой-то сильной вещи, но оказалось, что у Лавы эта вещь точно есть, гарантия двести процентов — так по колдовству выходило. Тамара сказала, что Лава ее очень правдоподобно обманула и сделала это, чтобы ее, Тамару, унизить и над ней возвыситься. Ты не знаешь, про какую вещь они говорили?

— Знаю, — помолчав, ответил кузнец. — Но не могу сказать. Это ведьминские дела, в них не надо лезть лишний раз…

— А еще она кому-то звонила, — продолжил Никита. — Сказала: «Дом должен сгореть сегодня». Я утром посмотрел новости: не было ли какого-то странного пожара, но ничего не нашел. Где-то от грозы загорелась баня, кто-то пьяный уснул