Только об этом не пишите! - Sally KS

class="p1">— Подожди, — Артём в волнении встал с дивана, переводя недоуменный взгляд с Лавы на ботинок в тазу и обратно. — Ты сейчас рассуждаешь, как детектив: кто где был, кто что делал в момент преступления… Но я думал, ты как-нибудь… эээ… пошепчешь, чтобы правду узнать? Что тебе откроется тайна…

— Тебе хочется колдовства? — раздраженно отозвалась Лава. — Сам же будешь жалеть. Но раз тебе простой логики мало… Вон в том шкафу я оставила вчера три черных петушиных пера. Доставай. Теперь бери одно… Любое, без разницы. Где косметичка жены?

— В спальне, в тумбочке. Принести?

— Давай.

Лава взяла из косметички круглую пудреницу, безжалостно отломала крышку с зеркальцем и положила на место пятки в ботинок — так, чтобы внутри было отражение того, кто заглядывает. Никита снова подумал, как на ней смотрится платье Веры. Вера была такая добрая, спокойная, милая женщина. Он не раз видел ее в этом платье, когда она хлопотала на кухне или ухаживала за Костей, а Артём смотрел на жену с нежностью и любовью. А теперь в этом платье в голубой цветочек сидит на полу Лава, жестко командует, а Артём, как солдат, исполняет указания.

— Бери в одну руку человечка из подорожника, в другую черное перо, води туда-сюда над зеркалом так, чтобы оно отражалось, а ты нет, и повторяй за мной: «Птица с черным пером, я убил тебя топором…»

— А я не топором его убил, просто шею свернул… Ты сказала — так можно…

— Повторяй!

— Ладно, ладно, не злись… «Птица с черным пером, я убил тебя топором, покажи из вечной тьмы то, что ищем мы… Как солнце смотрит в море, я смотрю в своё горе, вижу стену, хочу её пробить, свою жену домой воротить… Делай что прикажу, иначе накажу!»

Никита смотрел, как Артём водит пером над ботинком, вглядывается в зеркало со смесью надежды и опасений. Вдруг его лицо исказилось такой мукой, что Костя, внимательно наблюдавший за обрядом, вскрикнул и бросился к нему. Встав на четвереньки возле таза с ботинком, он пытался заглянуть внутрь и увидеть, что так расстроило отца, который выронил фигурку из подорожника и закрыл лицо ладонью.

— Что ты видел? — спокойно и печально спросила Лава.

Кузнец отбросил перо.

— Я видел её. Ей очень плохо. Она где-то под землёй, — он поднял человечка и начал так вглядываться в него, словно надеялся, что человечек с ним заговорит и все расскажет.

— Папа, где именно⁈

— Не знаю, — глухо сказал он. — Зачем ты это сделала? Ты же знала, что я ничего не увижу, просто буду теперь точно знать, что моя жена где-то мучается⁈

— Ты хотел каких-то трюков — вот тебе трюк! — Лава поднялась с пола, глядя на кузнеца без всякого сочувствия. — Думаешь, приятно заглядывать в чужую жизнь, искать там эмоции, страхи, боль? Логика, Артём, как-то попроще будет, полегче для психики. А колдовство — это если логика не помогает.

Кузнец хотел сказать ей что-то резкое, но сдержался. Кивнул. Положил подорожник в карман.

— Да, я думал, это как-то иначе будет, — согласился с необычной для него кротостью. — Как с Костяном: свечи, заклинания — и всё понятно. А тут ничего не понятно.

Лава криво усмехнулась.

— Может быть, распространить Верины фотографии везде, где получится? — подал голос Никита, чтобы направить разговор в практическое русло и дать Артёму время успокоиться. — Я помню, три месяца назад полиция в соцсетях её так и искала, можно повторить.

— Фотография нужна одна, — сказала Лава. — А ещё знаете кто нужен? Гектор Черепанов. Он же приехал, да? Хотел поучаствовать в интересных событиях?

— Да, но зачем тебе он? — удивился Герман, который до этого молча смотрел, слушал и не вмешивался. Видимо, за годы жизни рядом с сестрой насмотрелся подобных сцен, и они его уже не очень удивляли.

— Потому что Верина мама живёт здесь, а с её отцом они так давно в разводе, что его в лицо местные не помнят. Так что старик Черепанов сойдет за Вериного отца, который приехал из дальних далей искать дочь. Сейчас ты, Артём, поедешь за ним к отцу Алексию. А я пока по телефону ему кое-что объясню… Герман, продиктуй номер, пожалуйста.

* * *

Седобородого старика звали странным романтическим именем Гектор Арнольдович. Выглядел он лет на семьдесят, не меньше, но двигался на удивление легко, активно. Смеялся, показывая крепкие желтоватые зубы — явно свои, не вставные. С мужчинами, ожидавшими его в доме Артема, в том числе с Костей, радостно поздоровался за руку, Лаву хотел обнять, но она как-то предостерегающе улыбнулась и тоже протянула ему ладонь, которую он взял двумя руками и долго не отпускал. К моменту приезда старика Лава уже переоделась в свою серую рубашку и джинсы, прогладив их, чтобы скорее высыхали после стирки, раскаленным утюгом, да и Никитины рабочие штаны, наконец, досохли.

— Времени мало, Гектор Арнольдович, — сказала она. — Хочется поскорее домой вернуться. Я здесь пятый день, устала в чужих людях. Давайте попробуем помочь человеку.

— Значит, я буду отцом этой молодой женщины, — с явным удовольствием приговаривал старик, рассматривая Верино фото. Красивая женщина с длинными светло-русыми волосами, с доброй улыбкой, похожая на актрису из тех времен, когда еще ценилась натуральная красота и выразительность, не полная, не худая, с мягкими формами. — До чего хороша! — восхитился он. — Искать надо обязательно, уж я вам помогу…

— А чему вы так радуетесь? — спросил Артём недоверчиво.

— Ох, парень, — вздохнул Гектор Арнольдович. — Я же второй десяток лет уже не живу, а так, существую… Сначала вторую жену по глупости взял, ошибся, она меня всего лишила, что было… Как на охоту ходить перестал, так и собака любимая померла от скуки. Никого рядом не осталось! Купил себе долгую жизнь, да только скучно в четырех стенах сидеть, людей не видеть, ни с кем словом не перемолвиться… Друзья, какие были, умерли, новых не завел… Мне же скоро восемьдесят стукнет!

«Ничего себе! — подумал Никита. — А выглядит он бодрячком, моложе лет на десять точно».

— Вот и хочется хотя бы напоследок снова настоящей жизни понюхать! — продолжал старик решительно. — Неприятно доживать в одиночестве. А с молодыми интересно. У них страсти кипят! — и снова засмеялся.

— Та вещь с вами?