Дарья Кузнецова - Дым и зеркала

— У тебя и домашняя одежда вся зачарованная что ли? — озадачилась Иллюзионистка.

— Почти. Так проще, — пояснил я. — К чёрному цвету я уже давно привык, и в чём-то другом просто некомфортно психологически. Да и надёжней.

— Слушай, а вот ещё вопрос, — заметно оживилась девушка, явно радуясь возможности поговорить. — Много вообще Разрушителей в ЦСА работает? И ещё, ты говорил, что проблема с эмоциями — она у всех, но ведь они вроде бы вполне нормальные. Кадир вот, потом ещё Ренар.

— Ты выбираешь самые неудачные примеры, — усмехнулся я. — Во-первых, сыскари работают с людьми, на эту работу берут только самых адекватных. За то, что взяли меня, надо сказать спасибо Тахиру; он посчитал, что подобная работа может положительно на меня повлиять. Во-вторых, для работы следователем нужен определённый склад ума. Помянутый тобой Ренар, кстати, боец группы оперативного реагирования, никто бы его в следователи не взял. Ну, и, в-третьих, эти двое — едва ли не самые нехарактерные Разрушители из всех, кого я знаю. Кадир вообще для Разрушителя слишком эмоциональный, и странно даже представить, каким бы он был человеком, если бы не эта сила. А Ренар просто болтун и балагур, и его ничто не способно исправить. Кроме того, у него напрочь отсутствует чувство такта и элементарного понимания, кому что можно говорить, а кому — нет. Поэтому, собственно, ему обычно ничего важного не доверяют. Ну и, конечно, в подобные ЦСА структуры зачастую списывают на пенсию всяческих ветеранов и калек вроде меня. Не только в сыск; различные учебные заведения, в том числе общевойсковые. Пока мы можем ходить, говорить и думать, мы не уходим на покой.

— Я тебя сейчас стукну, — непонятно на что обиделась Лейла. — Тоже мне, пенсионер-калека нашёлся!

— Кхм, — растерянно хмыкнул я. — Но ведь это правда. Из армии меня списали на пенсию, причём именно по ранению. И нога моя действительно восстановлению не подлежит.

— Кстати, почему? — нахмурившись, она покосилась на меня.

— Я не вдавался, — я пожал плечами. — Мне сказали, либо так, либо отрезать и протез поставить. Но с искусственной было бы вообще неудобно, она же совсем не гнётся.

— А шрамы? — осторожно спросила она.

— А что — шрамы? Они не болят, жить не мешают. Тахир утверждает, что можно свести, но это надо полгода в госпитале потерять. Хотя, если ты…

— Нет-нет, — перебила она. — Мне просто очень сложно поверить, что они не доставляют тебе беспокойства. Это ничего, что я тебя допрашиваю? — вдруг смутилась Лейла. — А то вопросы копятся, ответить на них некому…

— Это понятное желание, — успокоил я её, стараясь не вдаваться в причины эмоциональных реакций женщины. Почему-то сегодня уверенному толкованию поддавались не все из них. То ли соображаю я по какой-то причине хуже, то ли Лейла реагирует как-то иначе, то ли всё гораздо проще, и мы просто впервые разговариваем друг с другом. То есть, не обсуждаем что-то жизненно важное сию минуту, а общаемся на относительно отвлечённые темы. Вот, например, почему она всё-таки обиделась на слова о моей физической ущербности? Глупо ведь отрицать очевидное. Тем более, сам факт её не беспокоит, а упоминание о нём — злит. Простым и самым эффективным способом решения возникшего логического противоречия в данном случае мне виделся прямой вопрос. — Я тебя тоже тогда спрошу. Почему ты обиделась на «калеку»?

— Мне кажется, это очевидно, — недовольно пробурчала Иллюзионистка.

— Может быть, — легко согласился я. — Но это нелогично. И я, к сожалению, не могу вспомнить подходящей ассоциации и подобрать объяснение. Жалость я бы мог объяснить, но обида?

— Потому что это звучит оскорбительно! — нахмурившись, возмущённо проговорила она.

— Но это ведь правда, и ни одно…

— Ладно, я поняла, объясню подробно, — вновь перебила меня Лейла с тяжёлым вздохом. — Понимаешь, это всё от субъективности восприятия. Ну, как определение «красивый — не красивый»; есть какие-то общепринятые нормы, но в итоге всё сводится к индивидуальным предпочтениям. То, что ты говоришь, правда, но только если отбросить эмоции. Ну, не могу я связать у себя в голове тебя и это уничижительное слово. «Калека» — это в моём представлении что-то жалкое, ущербное, вызывающее сочувствие и нуждающееся для выживания в помощи других людей. Безногий нищий на базаре — калека. А решительный, уверенный, спокойный и очень сильный мужчина — это совсем не то же самое, — заключила, несколько смутившись, она.

— Пожалуй, я тебя понял, — кивнул я. Объяснение оказалось вполне исчерпывающим.

— То есть, можно сменить тему? — с надеждой покосилась на меня женщина.

— Почему? И почему ты сейчас смущаешься?

— Ты невозможный, — всплеснула руками Иллюзионистка. На эмоциональном уровне смущение в ней мешалось с какой-то обречённой решимостью и раздражением. — Потому что я совершенно не умею говорить комплименты, и мне сейчас ужасно неловко.

— То есть, это ложь?

— Да нет же! — женщина опять эмоционально взмахнула обеими руками.

— А что может быть плохого в том, чтобы сказать человеку приятное, тем более, если это правда? — я вопросительно вскинул брови. — Ты, например, очень красивая. И оттого, скажу я это вслух или промолчу, ничего не изменится.

— Дагор! — она недовольно дёрнула меня за рукав.

— А ещё очень упрямая, умная, яркая, искренняя. И так забавно ругаешься, — я с удовольствием засмеялся, обнимая женщину и прижимая к себе.

Мы к этому времени в перерывах разговора уже успели дойти до столовой, позавтракать и выйти наружу, и сейчас шли обратно к моему кабинету. В коридоре было пусто, чем я и воспользовался.

На поцелуй она, несмотря на кипящее внутри недовольство, ответила с душой.

— Негодяй, — проворчала Лейла мне в грудь, крепко обнимая за пояс. — Про калеку ты тоже издевался?

— Нет, это я действительно не понял. А потом… ну, не удержался. Ты…

— Забавно ругаюсь, я запомнила, — фыркнула женщина. — Когда я уже начну вовремя определять, шутишь ты или серьёзен?

— Надеюсь, не скоро, — честно ответил я, весело хмыкнув, и с неохотой выпустил всё ещё несколько раздражённую, но улыбающуюся Иллюзионистку. — Во всяком случае, твой наставник этому почему-то так и не научился. Мне в конце концов просто надоело над ним подшучивать, потому что он постоянно попадался.

— От тебя сложно ожидать подвоха, — вздохнула Лель. — Такой серьёзный, логичный, прямолинейный Разрушитель, и вдруг — такое хулиганство. Самое главное, вдруг откуда-то такой талант к лицедейству берётся, что все Владыки Иллюзий могут изойти на желчь от зависти! А ответь мне в порядке компенсации на ещё один важный вопрос, который меня давно мучает, — резко перескочила она на другую тему. — Если это, конечно, не страшная государственная тайна. Ты ведь знаешь, кто такой Хаарам, да? И как он тогда магию Разрушения применил. Ну, когда…