Отель Перекресток - Андрей Александрович Васильев

Но не в нашем случае. Мавахиб оказалась невероятно ревнива, настолько, что не смогла мириться с происходящим. Плюс тут еще сказался тот факт, что она понести никак от Амрияздона не могла, что считалось в кругу ее общения не очень нормальным, не сказать — порочным. Опять же родители мужа нет-нет да глаза ей этим кололи, мол — плохо стараешься, у твоих подруг уже трое по двору бегают, а ты все пустая ходишь.

В результате, сначала раз сто посмотрев присланный ролик, а после проявив невероятное усердие в достижении цели, ревнивая супруга добралась до столицы, выследила счастливую парочку, убедилась, что все рассказанное другом детства чистая правда, улучила момент и нанесла сопернице в подъезде ее же дома двенадцать ножевых ран, из которых семь были несовместимы с жизнью. Причем в одиннадцати из них даже и надобности-то не имелось, ибо Полине, в принципе, хватило одного удара, самого первого.

Дальше все было просто и понятно. Мавахиб прятаться, собственно, и не собиралась, она где-то даже гордилась совершенным, о чем на суде так прямо и заявила. Амрияздона же в результате осудили и свои, и чужие. Свои за то, что с женщинами разобраться как следует не смог и позор на семью навлек, чужие за то, что он не в свой огород полез и из-за него молодая девчонка погибла. Более того — общество было уверено, что и его сажать надо обязательно, чтобы остальным неповадно было. Что до Иджляля, то к нему ни у кого никаких претензий не возникло, а на суде он выступил свидетелем. И, как мне показалось, был единственным, кого полностью устроило случившееся. По крайней мере, на том единственном фото с его изображением, которое нам попалось, лицо у товарища очень довольное.

Вот такая невеселая история с восточным колоритом случилась с нашей новой гостьей. Не «Ромео и Джульетта», конечно, тут и дом пониже, и дым из трубы пожиже, но веселого мало.

А самое паршивое то, что Полина в своих чувствах искренна. Не знаю уж, любит она этого Амрияздона или, что вероятнее, думает, что любит, но все упирается именно в это. Достаточно юный возраст, в котором чувства остры так, как после никогда не будут, да еще помноженный на разлуку, которая возносит нашу гостью в ее собственных глазах до статуса любимых героинь из кино и постов «Дзена», сделали свое дело. Мы можем говорить что угодно, она нас просто не захочет слышать. Или, хуже того, начнет воспринимать как врагов, которые стоят между ней и ее избранником.

— Жопа, — подытожила Инна, когда мы покинули закуток с компьютером, уступив место следующей паре. — Ждала чего угодно, только не такого.

— Ты непосредственно о случившемся говоришь или о том, что мы крепко попали? — уточнил я.

— О нас, конечно, — даже немного удивилась моя напарница, замедляя шаг. — Во-первых, ничто не ново под луной, в моем прошлом и похлеще истории встречались.

— А во-вторых? — заинтересовался я.

— Кого тут жалеть? — достаточно жестко ответила Инна. — Двадцатишестилетнего мужика, который девку молодую охмурил? Хоть ты меня убей, но не верю я в неземные чувства или что-то в этом роде. С его стороны, имеется в виду. Не тянет он на безумно влюбленного, и дело даже не в том, кто он, откуда приехал и всего такого прочего. Тут не в национальности дело, ему просто нравилось вертеть малолетней дурочкой так, как хочется, вот и все. А может, и другой какой интерес был, вполне себе материальный. Совместил товарищ приятное с полезным в самом прямом смысле. Все же девочка москвичка, да и родители у нее, похоже, вполне себе управляемые. Заметь, в статье ни слова об их реакции на происходящее нет. Расправы не требовали, президенту писать не собирались. Тишина. Понятно, что у них горе, что они им раздавлены, поскольку убили единственную дочь, но такая ситуация, как лакмусовая бумажка, она все, что есть внутри, всегда наружу вытягивает.

— Все так, — кивнул я, прекрасно осознавая, что сейчас она куда компетентнее меня в суждениях, потому что это ее территория. Даже не так — это ее природная среда, и в ней Инна ориентируется великолепно, точно рыба в воде.

— Ясно, что восторга после новости о том, что их дочь теперь с начинкой, не испытали бы, но потом, думаю, смирились. А там Антошке и прописка светит, и жить в общаге с десятком земляков уже не надо. Да много каких приятных перспектив вырисовывается. Так что насчет предложения, может, наша клиентка и не выдумывает. Ей восемнадцать, она вполне себе совершеннолетняя и под статью о растлении два года как не подпадает. Кстати, в том числе по этой причине мне ее не особо жалко. Все понимаю, но к такому возрасту хоть какие мозги в голове присутствовать должны. Хотя девчонка сильно балованная, сразу видно.

— Ну, тут, возможно, отчасти претензии не к ней, а как раз к родителям, — заметил я. — Сама же сказала — балованная. Перелюбили доченьку, реальной жизни понюхать ей не давали, вот и результат. Тепличность — штука такая, она рефлексы самосохранения не то что притупляет, а попросту развиться им не дает.

— Ну и жену этого хмыря мне тоже ни разу не жалко, — подытожила Инна. — Понимала, куда едет, зачем едет и что делает. Даже если маленько от злости свихнулась — все равно. Если бы каждая жена удачливую соперницу убивала, то треть земного шара опустела бы. У меня, знаешь, тоже мужиков уводили, один раз даже подруга отметилась. Не лучшая, но такая, хорошая. И что, мне в нее ножиком тыкать? Да, собственно, я сама не святая, с той стороны баррикад тоже отметилась, где из любопытства, где из вредности, а где и из принципа. А по молодости так и для самоутверждения.

— И для карьерного роста… — не удержался я от колкости.

— Это нет, — помотала головой моя напарница. — Не мое. Да и вообще с коллегами или соседями спать — последнее дело, ничего путного из этого не выйдет. Только проблем потом не оберешься, проверено опытным путем.

— Тебе виднее, — корректно согласился я. — Мой опыт в данной области не настолько велик. Просто я в основном в мужских коллективах работал. Причем в правильных, с традиционными ценностями.

— Что очень хорошо, — похлопала меня по плечу напарница. — О,