Мое темнейшество - Викки Латта

опыт. Да и закончил быстро – и получаса не прошло, как приятель посыпал лист мелким речным песком.

Сдув тот спустя пару минут, сложил бумагу втрое, накапал воска на край, поставил оттиск кольца-печатки и, свернув, протянул письмо мне.

– Это для отца Карфия, – пояснил он и, взглянув на меня, добавил: – Да, сутана тебе, похоже, узковата…

– Ничего, накину плащ, – отозвался я, сожалея, что, в отличие от последнего, шляпу оставить не получится. Ее сменила белая биретта – маленькая четырехугольная шапка с четырьмя гребнями наверху, увенчанными помпоном посередине.

Так что выходил я из храма уже патером. Одо осенил меня четырьмя перстами напоследок, а я по привычке махнул рукой и мысленно выругался. Хотя бы до того момента, пока не выберусь из города, все же стоит перенять привычки светлейших…

Глава 4

Когда я покинул стены церкви, уже давно перевалило за полдень. Солнце успело раскалить камень мостовой и стен так, что под плащом с меня текло в три ручья.

Вот уже в который раз замечал: конец весны был жарче начала лета. Особенно здесь, на юге. Свой запах в нос буквально пихали магнолии, акации и сирень. Он смешивался с ароматом дамских духов, конским потом и душком из сточных канав… Это была какофония жизни, которая бурлила вокруг.

А что вы еще хотите от вокзальной площади? Тишины! Ха! Да тут даже ночью не бывает безлюдно… А сегодня еще и возмущенно: многих отказывались сажать в дилижанс без верительных грамот. Оно и понятно: возничему не хотелось у городских ворот возвращать деньги тем пассажирам, кого высадит из общественного экипажа стража, и везти потом всю дорогу пустое место.

А люд негодовал. Потому как ехать нужно было всем. Впрочем, ко мне ни у кого вопросов не возникло. Сутана оказалась отличным пропуском в салон. Внутри него меня ожидала пестрая компания: старик с усталыми глазами, держащий в руках потрепанную книгу, молодая светловолосая девица в светлом платье, нервно теребящая платок, и торговец, который, заливаясь соловьем, травил байки о своих путешествиях той самой блондиночке. Купец хотел было обратить свое красноречие и на меня тоже, но я достал из сумки подаренный Одо молитвенник и сделал вид, что читаю. Через пару минут, правда, понял, что держу тот вверх ногами, но переворачивать было поздно. Поэтому пришлось отложить чтение, выслушать рассказ мужика, взять книгу нормально и отгородиться ею, как щитом.

Я честно попытался вникнуть в суть написанного, но, темные силы, как же у меня сводило скулы! Да, читал я вполне сносно благодаря наставнику. Тот научил меня и грамоте, и арифметике. Первая нужна была для того, чтобы разбираться в заклинаниях, начертанных в гримуарах, помогая мастеру, вторая – чтобы уметь считать монеты задатка и обсчитывать зазевавшихся клиентов.

Колеса дилижанса крутились. Пока мы ехали по булыжной мостовой, нас всех слегка качало и хорошо так тряхнуло, когда мы остановились у городских ворот.

– Досмотр! – громко объявил возничий.

Почти тут же распахнулась дверца, и в салон вкатился пузатый стражник. Его маленькие заплывшие глазки пробежали по нам. Воцарилась тишина, нарушаемая лишь легким поскрипыванием досок пола и лошадиным ржанием. От каждого из пассажиров кирасир требовал верительные грамоты, паспортные свитки, спрашивал о цели отъезда и прикладывал ладонь к проверяющему камню, чтобы убедиться: этого человека нет в списках разыскиваемых за обычные или магические злодеяния. Видя это, я напрягся: если моя ладонь окажется на этом голыше, то ни одна сутана не поможет.

Был вариант выпрыгнуть в маленькое оконце, выбив стекло собственным телом, и дать деру или врезать пузатому как следует и сигануть в дверь… но я решил повременить с этим. Выдержка. Выдержка и еще раз выдержка…

Когда страж поравнялся со мной, я достал из сумки то самое письмо Одо, делая вид, что готов протянуть правую руку с ним стражнику, а левую – возложить на артефактный камень. На самом же деле – просто ударить ладонями, сложенными лодочкой, синхронно по ушам и тем оглушить кирасира.

Но тот неожиданно отмахнулся:

– Не стоит, патер, лучше благословите.

Ну мне и пришлось. Осенил я его четырехперстием, пробубнив себе под нос, что помнил, – заклинание от похмелья. Не молитва, но тоже отлично легло в речитатив. А самое главное, оказало нужное действие: мужик на глазах посвежел, и даже лицо его стало не столь отечным.

– Спасибо, светлейший… – уже с уважением произнес он.

А я же, в свою очередь, поинтересовался:

– Кого-то ловите?

– Да говорят, уже поймали этого шпиона в каком-то трактире, – махнул рукой стражник. – Только распоряжение еще не пришло об открытии ворот. Вот всех и проверяем…

Как я на это не выругался – сам себе удивляюсь. Это же можно было…

Но стражник, так и не поняв, отчего меня слегка перекосило, отправился дальше по салону. А когда он вышел на улицу, дилижанс тронулся в путь, унося из столицы злого, как тысяча демонов, меня.

Впрочем, негодование не помешало мне задремать в дороге. А проснулся я лишь утром, когда экипаж оказался пуст, а мы прибыли на конечную станцию.

– Все, дальше не едем! – ворвался в мой сон громкий голос возничего. – Морасмол!

Я продрал глаза и потянулся, а затем подхватил саквояж и двинулся к двери. Вот только едва я ее открыл, как отпрянул обратно в салон и захлопнул створку. Потому как на улице меня ждали стражники. А с ними – еще куча народу.

Как меня вычислили? А главное – какой гад сдал? В руке вспыхнула сфера тьмы.

Я ожидал, что вот-вот начнут стучать в дверь, требуя, чтобы я открыл. А вот гуль им. Кладбищенский. Как только ворвутся внутрь, я всех отправлю к демонам, но живым не дамся. Еще и возничего с собой прихвачу: наверняка он и заложил меня стражам…

Прошла секунда, другая, третья, и в створку робко постучали со словами:

– Господин патер, вам плохо? С дороги укачало? Так тут кусты рядом есть, а если нужда посерьезнее приперла, то и общественное отхожее место в здании станции…

От подобного предложения у меня дернулся глаз. У местных стражей, сдается мне, не было ни стыда, ни совести… Ничего лишнего.

Мозгов, впрочем, похоже, тоже: кто же в кирасиры баб нанимает? А голосила с улицы именно она. Зычно так, сердобольно.

Я уже подумал, что это все. Дно гроба. Но тут его пробили с ноги ударом в дверь дилижанса. Стучали не сильно, но с энтузиазмом и причитая:

– Дядя светлейший! А мы вам песню приготовили! – радостно возвестил какой-то малец, дубася створку.

Я чуть было не спросил: заупокойную? Но сдержался. Втянул тьму в открытую ладонь, сделал шаг к выходу и осторожно открыл дверь.

Пацан, не ожидавший такой капитуляции и стоявший ко мне задом, на манер норовистого жеребенка пнул меня копыт… пяткой. Та угодила по колену, и я едва не выматерился. Поймал ругательство в последний миг и сквозь стиснутые зубы лишь зашипел.

Пацана тут же схватила за ухо чья-то пухлая женская рука и, причитая:

– Вот ты