Мое темнейшество - Викки Латта

волосы сейчас и вовсе напоминали шапку, которая была в ходу у горцев, а подбородок украшала бородка.

А вот что осталось прежним – это тощая фигура, живые глаза, длинноватый, словно созданный для того, чтобы его совали во все интересности, нос.

– Дирк?! – потрясенно выдохнул друг, тем дав понять, что и я не сильно-то за эти годы изменился, а после распахнул руки для приветствия. – Какими судьбами? А нам в приюте все говорили, что тебя драконы сожрали, – весело добавил он.

– Подавились, – воскликнул я, широко улыбнулся, обнимая приятеля, и начал делать то, что умел едва ли не лучше черной волшбы, – лгать: – А зашел я сюда исповедоваться… Выслушаешь старого приятеля? По-дружески?

– Конечно-конечно, – с охотой отозвался кучерявый.

А я же быстро огляделся, прикидывая, к какой из ниш направиться. Всего их было в храме семь, и стояли они полукругом. В каждой – статуя бога. В зависимости от того, в чем ты хотел покаяться и чьей помощи испросить, к тому изваянию и надлежало подойти.

По центру стояло изваяние Эльдора – бога огня и жизни с солнцем в руке. Помню, в приюте у нас стоял в обеденной зале подобный глиняный истуканчик, и мы воздавали ему молитвы каждый раз. Оттого и запомнил. А вот с идентификацией остальных были проблемы. Потому как волей-неволей богов-то я знал, а вот как они выглядят… Что скажешь, с благочестием у многих некромантов не очень.

Так, похоже, вот тот с мечом – бог войны и стратегии, рядом с ним какая-то тетка. То ли богиня мудрости, то природы, то ли любви и семьи… С учетом лжи, которую я придумал, мне точно не к последней. Значит, обхожу все статуи баб. На всякий случай.

С протянутым черепом, скорее всего, бог смерти и подземных богатств. Мне бы к нему, но не при паторе. Остались двое: один держал змею, другой посох… Похоже, это были врачеватель и путник.

Выбор, конечно, невелик, но покровитель странствующих мне, некроманту в бегах, как-то ближе. И я направился к нему. И у ниши поведал Одо, как одна девица из знати решила, будучи брюхатой от другого, заполучить меня в мужья.

– Так и заявила своему папаше, что отец ребенка – я. Отец вызверился и решил притащить меня к алтарю со своей дочуркой живым или мертвым. А я предпочел быть живым и не женатым. На этой почве у нас и вышли разногласия… – входя в роль, одухотворенно вещал я.

Да, я нес чушь! Но зато какую отборную! И ничего не расплескал по дороге. Хотя если рассуждать здраво: ну на кой я, голодранец, герцогу в зятьях? Будь это правда – прибил бы меня знатный расчетливый папенька по-быстрому, а дочурке сказал, что так и было. Еще бы и плод заставил дуреху скинуть. Но я упирал на то, что родитель у вздорной девицы любящий… И Одо сказочке поверил. Правда, после того, как проверил:

– Ты точно не отец того дитя, что носит обманщица под сердцем?

– Клянусь своей жизнью! – горячо заверил я, и меня даже окутало едва заметным сиянием. Ну а правда же: если нет ребенка, то нет и отцовства – это-то небеса и подтвердили. Правда, кривенько так, но все же. Но я, воодушевленный этим, добавил: – Только неизвестно, сколько ее еще осталось: герцог нанял головорезов по мою голову, и они рыщут по всей столице… А мне негде даже укрыться. Так что я решил исповедаться перед смертью… – И набожно сложил ладони перед грудью.

Одо же смерил меня взглядом, потом перевел его в задумчивости на статую Элиана – имя бога путешествия я прочел на табличке, что была прикручена на постаменте.

– Книга писаний гласит, что нет ничего ценнее истины и нет ничего хуже лжи… – начал задумчиво Одо. – И если твоя правда в том, что ты не виновен и не желаешь идти против сердца… То, быть может, в исключительных случаях, когда борьба за правду заставляет солгать и обман может стать богоугодным делом…

– О чем ты? – не понял я приятеля.

– О том, что я тебе помогу. Как другу, который был моим единственным спасением в приюте, пока не исчез. Сколько раз ты защищал меня от побоев и вступался в драке, помогал мне таскать книги у попечителя из-под носа, – по-доброму усмехнулся Одо. – Я помогу тебе укрыться от преследования.

– У тебя есть надежный погреб? – смекнул я.

– Гораздо лучше. Приход. Он находится в небольшой деревушке, и патером там служит мой наставник, преподобный Карфий. Я напишу ему письмо, расскажу, в чем дело, и он поможет тебе. Побудешь служителем в его приходе какое-то время, пока все не уляжется…

– План, конечно, хороший, но боюсь, что он обречен, – заметил я.

– Почему же? – удивился Одо. Его черные брови вскинулись вверх, словно он и вправду не понимал, что мне не по нраву.

– Я просто не доберусь до этой деревушки. Меня из города не выпустят… – выдохнул я и признался: – Никого сейчас не выпускают.

Только не стал распространяться из-за чего. Вернее, кого – шпиона, за которым охотилась стража. А инквизиция хоть с кирасирами и была в натянутых отношениях, но своего упускать не намерена – как удачного случая, так и некроманта в моем лице.

И почему у меня не светлый дар? С ним бы куда проще жилось, и каратели бы не преследовали, но увы… Магия мертвых была под запретом, и чернокнижие каралось всей строгостью закона…

– Жаль, конечно, что у тебя не светлый дар, – вторя моим мыслям, произнес Одо. – Но ничего, сутану светлейшего очень часто надевают на себя и абсолютно бездарные… Зато она открывает любые двери. Городские ворота для тебя, думаю, тоже откроет…

Мне понадобилось все мое самообладание, но глаз все равно дернулся. Такого поворота судьбы даже я не ожидал и с уважением глянул на божественную статую великого путника. О как завернул небожитель!

Мое же удивление было оправданно: обычно те, кто обладал светлым даром, шли в академию магии и никуда больше. Ну или в подмастерья к кому из чародеев, если сила была мала. Но мой наставник утверждал, что и в семинарию светлых принимали охотно. Только негласно. Делая вид, что это обычный человек, без волшебной искры. А что? Творить чудеса одним только добрым словом было тяжелее, чем словом и светлой силой. Кстати, наставник ехидно упоминал, что именно поэтому духовников и звали еще светлейшими, а не из-за белой сутаны, которую те носили.

Хотя сами храмовники перед простыми прихожанами отвергали любой намек на то, что имеют хоть крупицу дара. Вот теперь выяснилось, что мастер был прав…

Одо же, и не подозревая о моих мыслях, повел меня в неприметную дверь, через которую мы вошли в подобие кельи. Там друг открыл сундук и начал в нем рыться, чтобы найти на самом дне сутану и протянуть ее мне со словами:

– На, надевай!

Пока я возился с новой одеждой, друг сел за небольшой стол и взялся за перо. Писал он споро и красиво – чувствовался немалый