Сигнал иного порядка - Софья Андреевна Мироедова

Вика сжала губы и насупилась.

– О нашей миссии трубит весь колонизированный космос. Думаешь, о твоём участии никто не прознал?

Она вспомнила недавно просмотренные новостные ленты.

– Но какое им дело?

– Они знают, что здесь моя лаборатория, теперь они знают, что один из участников моей миссии с Земли. Я не удивлюсь, если к вечеру у комплекса соберётся митингующая толпа.

Лицо Виктории исказилось неподдельным ужасом.

– Ладно, здесь мы в безопасности, – он обернулся к экспозиции. – Ты ведь уже была здесь вчера?

Вика кивнула, но от шока, очевидно, не отошла.

– Значит, большинство экспонатов ты уже видела. Но не этот. Его распаковали только утром, – Абель указал направление, и они двинулись туда.

Вика не смотрела по сторонам, погружённая в размышления. Когда они подошли к картине, она в ступоре глядела на неё полминуты, прежде чем вынырнуть из забытья.

– Это же Жорж Брак! – Виктория приблизилась. – «Скрипка и кувшин», если я не ошибаюсь.

– Так и есть.

– Неужели, оригинал? – зачарованно спросила Вика.

– Нет, я не настолько высокомерен, чтобы лишать человечество таких шедевров. Это хорошая копия. Написанная человеком, безусловно.

Вика продолжала пристально рассматривать полотно.

– Я видела оригинал в Базеле несколько лет назад. Есть небольшие отличия. Они её не портят.

– Мне понравилась твоя аналогия. Думаю, она имеет смысл.

Она кивнула.

– «Быть ископаемым» и свою находку ты уже видела.

– Да, вчера. Ии сказала, что заказала их, чтобы мне было не так одиноко в новом месте.

– Странно, – Абель свёл брови и провёл рукой по гладкому подбородку.

Вика непонимающе подняла глаза на Рудольфа. Он кивнул сам себе и объяснил:

– Я попросил Музей Универсариума передать мне эти предметы на время. В твоём взгляде на искусство есть что-то не очень понятное мне, но крайне интересное. Остальные экспонаты на их фоне выглядят довольно плоско. Я не люблю бывать здесь.

– Зачем же ты их собираешь?

– Это не я. Коллекцию составила моя бывшая жена, – Рудольф удивился, что при упоминании Адель его голос не дрогнул.

– Не знала, что ты был женат.

– Это несущественно. У неё было довольно прямолинейное восприятие красоты. Одни импрессионисты чего стоят. Думаю, я не слишком разбираюсь в искусстве, – он пожал плечами, удивляясь откровению, которым он никогда не делился даже с женой.

– Мне нравятся импрессионисты, – пожала плечами Вика.

– Проблема в том, что они нравятся всем. Это признанная красота. Безопасная. А это, – Абель кивнул на картину Брака. – И монстры из ртути – совсем другое.

– Помню, при нашей первой встрече ты сказал, что они вульгарны.

– Ну да, вульгарность небезопасна.

– Так значит, ты заказал эти картины, не Ии?

– Нет.

– Хочешь произвести на меня впечатление?

– Зачем, – Рудольф сдержал улыбку. – Ты и так уже под впечатлением.

Вика рассмеялась и никак не могла остановиться.

– Что? – удивился Абель. – Ты сама это сказала снаружи. Мне незачем прилагать усилия.

– Мда, пожалуй, это самый беспардонный флирт за всю мою жизнь.

– Не понимаю, о чём ты, – Рудольф отвернулся, ему опять стало душно, пот выступил на лбу и спине, он был уверен, что покраснел, как раскалённый уголь.

Виктория огляделась и пошла рассматривать другие экспонаты. Здесь были собраны античные статуи, натюрморты малых голландцев, импрессионисты, иногда встречались яркие пятна Ротко и Кляйна. Висело большое полотно Хоппера, плакаты Лейендекера. Современных работ в коллекции почти не было, как и изломанных фигуративов авангардистов двадцатого века. Рудольф пожалел, что Виктория не увидела музей при Адель – тогда он был намного разнообразнее.

– Честно говоря, – обратилась она к Абелю, следовавшему чуть позади, – Мне было приятно думать, что ртуть и найденный мной гребень заказала Ии. Она мне нравится. В ней есть что-то близкое и понятное.

– Благодарю, – отозвался он.

Вика обернулась.

– В смысле?

– Ии – продукт человеческого гения, не только моего, но я тщательно поработал над её программой. Работа сделана хорошо, раз она кажется тебе живой.

– Хочешь сказать, у неё нет личности, и всё это просто следование твоим направляющим?

– Так и есть. У Ии нет эго. Она машина. Очень хорошая, мощная машина. Однако она не имеет интенций. Не может захотеть чего-то сама. Действует строго по написанному сценарию, – по крайней мере, он так думал до последнего времени.

Сейчас Рудольф начинал в этом сомневаться. Его вводили в ступор некоторые реакции нейросети. Особенно те, что касались Виктории. Например, зачем она солгала ей о том, что заказать экспонаты было её инициативой? С другой стороны, это не было прямой ложью, ведь общалась с дилером действительно Ии.

– Мне кажется, ты заблуждаешься.

– Вовсе нет. Просто ты интерпретируешь её действия, неосознанно наделяя её знакомыми человеческими свойствами. Это ошибка многих. Ещё на заре робототехники и нейросетей люди были склонны воспринимать даже малейшие проблески подобия результатом разумной деятельности. У Ии нет личности. У ЛОНИ нет личности. Все они лишь хорошие программы.

– Подожди, ЛОНИ осознают себя. Думаю, Ии тоже.

– Конечно, но их осознание отличается от нашего. В ЛОНИ, как правило, заложены программы, похожие на эволюционные цели человека. Однако они интегрированы в него искусственно. Их чувства и эмоции – притворство. Им незачем так себя вести, кроме того, чтобы следовать указаниям создавших их разработчиков.

– В таком случае мы мало от них отличаемся. Просто вместо программиста у нас была эволюция.

– Да. И это абсолютно разные подходы. Именно поэтому я против интеграции. Результатом такой надстройки будет полная потеря эго. Ты растворишься в расчётах, утратишь личное, иррациональное восприятие реальности. Интеграция – неестественный процесс. Это перестройка нашего мышления по образу и подобию машины. Не уверен, что это лучший способ продолжения человеческой эволюции, – он проговаривал аргументы, придуманные в многочисленных мысленных спорах с покойной женой, аргументы, которые следовало озвучить тогда, тринадцать лет назад.

– Какой тогда лучше?

– Как бы я ни был разочарован своими родителями, я думаю, именно метод постепенной и последовательной генетической селекции станет лучшим решением. Более естественным, если можно это так назвать. Посмотри на меня, я результат такой тонкой настройки. Получилось неплохо. Хотя могло бы быть и лучше. К счастью, они не стали слишком уж фанатично отбирать эмбрионы. Мне было бы ещё сложнее адаптироваться в обществе.

– Отсюда сломанный нос? – улыбнулась Вика.

– И искусственный глаз.

Она отвела взгляд. Рудольф подумал, что Виктория наверняка считала его косивший глаз каким-то врождённым пороком. Ведь всем землянам люди с колоний казались уродцами.

– Да, когда-то он был в цвет с настоящим. Но я заменил его. Мне нравится, что люди замечают разницу. Это держит их на расстоянии, – он задержался у копии статуи Давида в человеческий рост. – К счастью, тебя это не остановило.

– Ещё вчера ты бы сказал