Михаил Ахманов - Али Бабаев и сорок покойников

Бабаев усмехнулся, бросил взгляд на покинутую им пещеру и помахал рукой арбатским ведьмам.

– Спойте, бикечлар! Что-нибудь жизнерадостное!

Они только того и ждали:

– Считает враг, морально мы слабы…За ним и лес, и города сожжены…Вы лучше лес рубите на гробы -В прорыв идут штрафные батальоны!

Под эту боевую песню Бабаев всматривался в людей, столпившихся на верхнем ярусе. Тут была московская элита, важные осанистые мужи, дамы и девы в бриллиантах и роскошных платьях, стоимость коих превосходила годовой бюджет любой больницы. Ароматы лакомых блюд и духов «Коко Шанель» витали над ареной, сияли серьги, кольца, ожерелья, и искусственный ветерок мягко шевелил ткань богатых платьев. Да, с туалетами, косметикой и прочим убранством все было в порядке… Лица – вот что смущало Бабаева! Лица собравшихся в «Лепрозории» и тех, кто не мог сюда попасть, отгороженный рвом нищеты от богатства и успеха.

Все потеряли лица, подумал он. Офицеры потеряли лица благородных и бесстрашных защитников Отечества. Врачи потеряли лица сострадания и милосердия. Лица учителей лишились ума, терпения и доброты. Лица ученых не озаряет больше святая тяга к поиску истины, теперь это лица оголодавших нищих. Исчезли возвышенные лица музыкантов, художников и поэтов. Нет лиц честных тружеников, гордых своим ремеслом, искусных рабочих, механиков, инженеров… Что же до малопочтенных профессий политиков и чиновников, торговцев, банкиров и звезд шоу-бизнеса, то у них человеческих лиц отродясь не бывало, а были рожи, морды, хари и мурло. Рожи развратников, морды пьяниц, хари хапуг, мурло продажных тварей…

Троеглазов приблизился к нему и протянул пистолет. Рукоять удобно легла в ладонь, накладки из слоновой кости ласкали кожу. Подняв ствол вверх, Бабаев развернулся впол-оборота к противнику. В сердце его не было жалости. Он выполнял свой долг, тяжкий и неприятный, как работа ассенизатора. Отчего-то все обязанности, возлагаемые на граждан любой страной в любую эпоху были сплошь тяжкими и неприятными, связанными с насилием, с поиском средств для убийства врагов или, как минимум, с самопожертвованием. Такова, должно быть, природа власти на планете Земля, где всякая власть отнимает у людей свободу – что заметили отцы анархии, Прудон, Бакунин, Штирнер и прочая вольнолюбивая публика.

Но об этом Али Саргонович не думал, а вслушивался в голос актера Ханыгина, считавшего мгновения как при запуске ракеты. Десять, девять… шесть, пять… три, два, один… Пли!

Он опустил пистолет и выстрелил. Во лбу Чумакова вспыхнула алая звездочка, ноги анархиста подогнулись, и он мешком свалился на ковер.

Ледяная тишина стыла под куполом «Лепрозория». Провожаемый сотнями глаз, Бабаев подошел к рыботорговцу Момоту, сунул ему пистолет и молвил:

– Вы лучше лес рубите на гробы. Давно пора!

От своей супруги Сосновский ничего не скрывал. Причин к тому имелось две: во-первых, Кира Львовна была не из тех спутниц жизни, от которых можно что-то утаить, а во-вторых, она обладала практической сметкой, и Борис Иосифович прислушивался к ее советам. Выражаясь высоким философским стилем, Кира Львовна постигала каузальные [58] связи между разнородными объектами и делала это – что особенно ценно! – априори [59]. Предвидеть же результат до опыта было очень важным в хитроумных комбинациях Сосновского. Ошибка грозила как минимум убытками, а в самом неприятном случае – поражением в правах и дальней дорогой в холодные края. Так что Борис Иосифович рассказал супруге о планах экспроприации «Газприма» и покорения Европы. Утром рассказал, сразу после завтрака.

Выслушав его, Кира Львовна вздохнула и спросила:

– Значит, мы станем еще богаче?

– Несомненно, дорогая, – подтвердил Сосновский, допивая кофе.

– А нам это нужно, Боря?

– Всякое богатство, которое не прирастает, начинает убывать.

Минуту-другую Кира Львовна обдумывала эту мысль, потом произнесла:

– Детский садик на Таганке закрыли… и на Сретенке тоже… Не купить ли их? Купим, откроем…

– Зачем? – искренне удивился Борис Иосифович. – Наши внуки в садик не ходят.

– Бог велел делиться, Борис, – сказала Кира Львовна.

– Бог – трансцендентное понятие. В этом качестве он не может распоряжаться моими деньгами, – ответил Сосновский и удалился покурить в свой кабинет. В домашний, так как было воскресенье, и в офисах всех его компаний торчали только дежурные менеджеры и охранники.

Не успел он устроиться в кресле с сигарой и газетой, как звякнул телефон прямой линии, соединявшей особняки партнеров. Включив громкую связь и видеопанель, Борис Иосифович обнаружил, что у аппарата Желтый, давний его приятель – можно сказать, почти что друг. Почти, ибо дружба между олигархами имеет свои особенности.

– Новости слышал, Борис? Из «Лепрозория»? – Медиа-магнат сходу взял быка за рога.

– Что, изобрели вакцину от проказы? – Сосновский выпустил дымное колечко. – Так это не мой бизнес, а Брынцалова.

– «Лепрозорий» – это кабак, – терпеливо пояснил Владимир Аронович. – Модное такое заведение на Рублевке… пляски, бабы, выпивка, жратва… И там вчера убили Чумакова.

– Убили? – Сосновский стряхнул пепел, выпрямился и тотчас обрел боевую форму. Смерть депутата Чумакова не слишком его взволновала, но этот урод был полезен. И в планах, касавшихся «Газприма», ему отводилась некая роль – не первого любовника, но и не статиста. – Он человек Полуды, – произнес Борис Иосифович. – Кто его заказал? Киллера поймали?

Желтый поморщился.

– Нет никакого киллера и заказа тоже нет. Никто, Борис, на нас не наезжает. Этот идиот сцепился с другим думаком – девок там не поделили или еще что… Сцепился, вызвал супротивника на дуэль, и тот его ухлопал. На всех законных основаниях! А в секундантах были Момот, Троеглазов, Придорогин и еще какой-то тип… Ну, что скажешь?

– Полная безответственность! – раздраженно изрек Сосновский. – Этому Чумакову платили! За то, кстати, чтоб оставался в живых и делал дело! Пла-ти-ли! – проговорил он по слогам, всякий раз тыкая сигарой в пепельницу. – А этот болван позволил себя прикончить! Разве так можно? Пусть мелкая сошка, но как он теперь деньги отработает?… – Внезапно Борис Иосифович нахмурился и с подозрением спросил: – Ты уверен, Володя, что все было именно так? Может, подставили его? Может, разнюхали что-то о наших… гмм… обстоятельствах? Интрига тут не просматривается?

– Нет, нет и нет! У меня в «Лепрозории» репортеры дежурят, а с ними оператор… ну, понимаешь, на случай скандала, достойного прессы. Они наблюдали эту акцию, потом гостей опросили и персонал. Определенно Чумаков был в зачинщиках! Ввязался в склоку с одним старичком, тоже из думских, за старикана заступились, и пошло-поехало… Нет, просто глупая случайность! Когда мы были у Полуды, я сказал, что на этих дуэлях треть России можно отстрелять… Помнишь?