Принцесса где-то там (СИ) - Мусаниф Сергей Сергеевич

Образ ботаника завершали очки в стильной стальной оправе.

Наверное, это какой-то их криминалист, типа нашего Алана.

– Привет, – сказал он, заходя на кухню. – У вас там не заперто.

– Это потому что мы тебя ждали, – сказал Кларк. – Знакомитесь. Проф, это Боб. Боб, это Проф.

– Вообще-то, меня зовут Реджинальд, – я протянула ему руку для пожатия, но он ловко перевернул мою ладонь и склонился для поцелуя. Довольно старомодный жест, но не скажу, что неприятный. – Реджи. А Проф – это мой позывной.

– От «профессионала»? – поинтересовалась я.

– От «профессора», – сказал он. – Еще пару лет назад я преподавал в колледже.

– Что именно?

– Литературу.

– Любопытный карьерный зигзаг, – сказала я.

Он ухмыльнулся.

– Если вы думаете, что это история о человеке, который начитался героических эпосов и решил почувствовать себя их героем, сражая силы зла налево и направо, то черта с два вы угадали, – сказал он. – Это совсем не такая история.

– Но ты же мне ее расскажешь? – поинтересовалась я.

– Конечно, – сказал он. – Обязательно, но не прямо сейчас, потому что я, друзья мои, немного спешу, мне еще собеседование с одним типом надо провести на предмет, соответствует ли его образ не-жизни запрошенной лицензии. Так что давайте сначала к делу, а истории будем рассказывать потом. Где, так сказать, объект?

– В гостиной, – сказал Кларк.

– Переместимся же туда.

Мы переместились туда. Кларк снова занял наблюдательную позицию в кресле, я уселась на подоконнике, но на этот раз без книги и чая. Реджи достал из портфеля пробирку и мерную ложечку, набрал немного праха, а потом капнул в пробирку реактивом их флакончика, на котором были нарисованы череп и кости.

Впрочем, на всех его флакончиках были нарисованы череп и кости. Мне кажется, его это просто забавляло.

Он потряс пробирку, перемешивая ингредиенты, а потом поставил ее в специальный держатель для пробирок (черт знает, как он называется) и поместил на журнальный стол.

– Нужна примерно минута, – сказал он.

Жидкость в пробирке была мутно-серая, и изредка там что-то побулькивало.

– Пока мы сидим и ждем, – сказал Реджи. – Это вы разделили материал на две доли?

– Нет, – сказала я. – Когда я пришла, оно уже так было.

– Ваша квартира?

– Арендованная.

– Но живете вы?

– Да.

– Вы можете предположить, почему он наведался именно к вам? Вы имели какие-то контакты с миром нежити раньше?

– С одним из них я раньше вместе училась в школе, – сказала я. – Ну, и небольшой клан, откуда он происходил, жил в нашем городке.

– Попытка ассимиляции? И как все было?

– Вполне нормально, пока один из них не выпил мою одноклассницу.

– Последствия?

– Она умерла.

– А для них?

– У него была действительная лицензия.

– Лицензия на убийство, – сказал Реджи. – Как же это омерзительно. И ведь мы еще называем себя цивилизованным обществом.

– Считается, что не-жизни тоже имеют значение, – сказал Кларк. – Что у них тоже есть права, и эти их права должны быть соблюдены.

– На самом деле, у них нет физиологической необходимости убивать людей, – сказал Реджи. – Они могут пить кровь животных, хотя это наверняка оскорбит зоозащитников. В конце концов, есть же банки донорской крови, и они вполне могут покупать ее у добровольных жертвователей, благо, экономическая ситуация сейчас не ахти, и там вечно очередь стоит.

– Они считают себя высшими хищниками, – сообщил Кларк. – А хищник должен охотиться.

– Это одно из самых распространенных оправданий, – сказал Реджи. – Мы – прирожденные убийцы, такова наша природа, мы ничего не можем с этим поделать. На самом деле, просто не хотят.

Жидкость в пробирке забурлила и окрасилась в багровый цвет.

– Так и есть, – сказал Реджи. – Окончательно дохлый вампир. Э… я надеюсь, он не был никому из вас близком другом, и я сейчас не оскорбил чьих-то чувств.

Кларк пожал плечами. Я прислушалась к своим внутренним ощущениям и не обнаружила там ни капли сожаления.

– Не оскорбил, – заверила я Реджи. – Окончательно покойный не был нравственным человеком. Если это, конечно, он, а не какой-нибудь залетный кровосос, решивший рассыпаться в прах у меня на коврике.

– Кстати, об этом, – сказал Кларк. – Проф, а можно как-то установить его личность? Ведь, насколько мне известно, все параметры зарегистрированных вампиров хранятся в одной базе данных, чтобы можно было отслеживать их действия и перемещения по стране. Или по праху уже ничего невозможно опознать?

– Возможно, – сказал Реджи. – Но если все происходит не в рамках официального расследования… у вас тут официальное расследование?

– Пока нет, – сказал Кларк.

– Тогда я должен заметить, что это охренительно платная процедура, – сказал Реджи. – Экспресс-анализ, что я уже провел, это копейки, черт с ним. Но обращение к общей базе я из своей зарплаты не потяну. Ты же знаешь, Джон, у меня четверо сестер и больная мать, и я единственный в этой семье, кто может оплачивать счета…

– Я заплачу, – сказали мы с Кларком одновременно.

Джон посмотрел на меня с некоторым удивлением и даже задрал правую бровь. Обычно я не была настолько платежеспособна, но бонус от ТАКС теперь позволял мне многое.

– Я заплачу, – повторила я. – Это же моя квартира и, возможно, мой знакомый.

– Хорошо, я пришлю счет на электронную почту, – сказал Реджи.

Он извлек из портфеля какой-то прибор размером с зажигалку, набрал пипеткой жидкость из пробирки и капнул внутрь анализатора. Потом проводом подключил его к своему мобильному телефону и пальцами по экрану отстучал несколько команд.

– Еще пара минут, – вздохнул он.

– Не выглядит, как охренительно дорогая процедура, – заметил Кларк.

– Тем не менее, – вздохнул Реджи. – Не я устанавливаю эти тарифы, Джон. И не я придумал капитализм.

– Не-не, – сказал Кларк, шутливо поднимая руки. – В эту дискуссию ты меня больше не затащишь.

Реджи посмотрел на экран телефона.

– Эдгар Скеллен, – сказал он. – Этого достаточно или нужны еще какие-то подробности?

– Этого достаточно, – сказала я. – Это он. Мой знакомый.

– Соболезнования?

– Будут излишними, – сказала я.

– Должен заметить, что у парня была действующая лицензия, – сказал Реджи. – У тебя есть какие-нибудь мысли по поводу того, что он мог делать в твоей квартире?

– Он считал, что он в меня влюблен, – сказала я.

– А, эта история, – сказал Реджи.

– То есть?

– Психологически вампир навсегда остается в том состоянии, в котором он был обращен, – сказал Реджи. – Лет в семнадцать-двадцать люди часто бывают восторженными романтичными идиотами, влюбляющимися с первого взгляда и не способными представить жизнь без предмета воздыхания. У людей это с возрастом проходит, у вампиров – уже никогда. Поэтому считается, что оптимальный возраст для «поцелуя смерти» – это лет тридцать, когда юношеский идеализм уже прошел, а усталость и разочарование, приходящие с опытом, еще не достигли критических величин. Вот, например, этому парню было сто с лишним лет, а эмоционально он все еще вчерашний подросток, оттого и вел себя соответственно.

– Это многое объясняет, – сказал Кларк.

– Или, например, когда старый вампир обращает влюбленную в него молодую дурочку, – сказал Реджи. – Она остается влюбленной в него дурочкой навсегда, и со временем ее эмоциональная привязанность не претерпевает изменений, и вампир, по сути, получает в свое пользование бессмертную рабыню, с которой может делать, что угодно. Трагедия в том, что со временем она ему таки надоедает, и тогда он выкидывает ее на улицу, а она, не в силах вернуть прежние отношения, пускается во все тяжкие и начинает убивать просто для того, чтобы как-то заполнить свою внутреннюю пустоту. Самые кровожадные хищницы как раз из таких дурочек и получаются.

– Да ты, братец, сексист, – сказал Кларк.

– Я практик, – сказал Реджи. – И я с таким сталкивался, поэтому знаю, о чем говорю.