Василий Головачев - Журнал «Если» 2010 № 2

Она поморщилась. Я снова почувствовал, как нарастает напряжение. Но тут Райя протянула руку:

— Заметано.

Я с облегченным вздохом пожал ей руку.

— Прекрасно. Как только подпишем контракт, я представлю вам отчет.

— Вот уж не думала, что вы так здорово умеете торговаться.

Я и не умею, разве что когда на карте стоит чья-то жизнь. На этот раз жизнь была моей. Но с такими гарантиями можно не сдерживать себя. Я спокойно смогу высказываться в процессе своих расследований. И больше не нужно беспокоиться каждый раз, когда говорю правду.

И отныне мне не придется тревожиться насчет ссылки на Землю. Я останусь здесь, пока не перестанет биться сердце.

Я могу делать все, не боясь лишиться этого великого приключения. Жить полной жизнью, вместо того чтобы ждать смерти. Плавать в невесомости, вместо того чтобы сидеть в крохотной, пропахшей мочой комнатушке и корчиться под гнетом безжалостного мира и отсутствия будущего.

— Иногда, — сказал я вслух, — приходится упорно торговаться. Это единственный способ добиться цели и получить все, чего желаешь.

— А вы хотите остаться здесь, — заключила Райя.

— Да, — признал я.

— Думаю, об этом не стоит волноваться, — улыбнулась она.

Больше никогда, подумал я с таким облегчением, какого мне до этого не доводилось испытывать. Больше никогда.

ФЕРГЮС ГВИНПЛЕЙН МАКИНТАЙР

КВАРТИРНЫЙ ВОПРОС

Лифт поднимался по диагонали. Я как раз собирался припомнить подходящие случаю американизмы: квартира в доме будет называться апартаментами, управляющий — менеджером, однокомнатная квартирка — студией и так далее. Переключение мозга с британских субтитров на американские оказалось столь занятным, что странное косое восхождение лифта, извиняюсь — подъемника, застало меня врасплох. Мы двигались крабообразно: вверх, но в то же время внутрь, углубляясь в здание.

Управляющий широко улыбнулся:

— Удивительно, не правда ли? Но не волнуйтесь, все квартиросъемщики за несколько дней привыкают к такому боковому движению.

Каллиган, или как его там, вытащил синий ключ из стены и повесил его на большое овальное кольцо, где теснились остальные ключи.

— Дом «Утопия» — эксклюзивное жилье с полным комплексом услуг, — доложил он. — Подъемник не только привозит вас на нужный этаж, но доставляет прямо к двери ваших апартаментов.

Я глазел на стены подъемника, пытаясь определить, почему они кажутся мне странно непривычными, и вдруг (выражаясь по-нашему, по-британски) монетка упала, и я (говоря по-американски) просек фишку. У лифта не было панели управления. Тех самых кнопок, которыми командуешь, на какой уровень нужно ехать.

Единственным «излишеством» на гладкой металлической поверхности стены была прямоугольная табличка с выгравированной надписью:

Дом «Утопия»

ООО «Бокс и Кокс. Агентство недвижимости»

Под ней виднелось отверстие для ключа.

Остальные три стены кабины подъемника были из искусственного мрамора, вверху переходящие в панели из матового стекла, то озаряющиеся мягким светом, то снова темнеющие — каждый раз, когда мы миновали очередной уровень лифтовой шахты.

Я кивнул на табличку и замочную скважину:

— Как оно…

— …узнаёт, куда вас везти? — снова улыбнулся Каллиган и звонко тряхнул большим овальным кольцом из толстой проволоки. На нем было по меньшей мере штук тридцать ключей: все одного размера, сделанные из того же необычного синего металла. — Ключ каждого жильца уникален, — продолжал управляющий. — Универсальное отверстие подъемника принимает их все, но считывает с каждого индивидуальную информацию. Вы вставляете свой ключ, и подъемник моментально определяет, кто вы… и в каких апартаментах живете.

Меня рассердила эта его формулировка.

— Этот подъемник — механизм, и он, разумеется, не может что-либо знать, — поправил я его. — Надо полагать, некий его компонент способен классифицировать вводимые данные, только и всего.

— Да, сэр, — кивнул Каллиган. — Простите, мистер… э-э…

— Ффоукс, — сказал я ему в третий раз, все еще ожидая обычной шутки насчет далекого родительского дома.[3] Ее не последовало: либо Каллиган был первым встреченным мною человеком, не способным скаламбурить мое имя, либо он боялся потерять потенциального квартиросъемщика.

Я едва мог поверить, что наконец-то нашел подходящую квартиру. Надо брать, и если потребуется, не глядя. Жилое пространство в Нью-Йорке, да и в любом большом городе — практически несуществующая категория, особенно после демографического взрыва, вызванного пресловутым Виагровым восстанием. Моя работа требовала обосноваться в Манхэттене, где можно было бы принимать американских клиентов нашей фирмы и в случае необходимости размещать их на ночлег… Нужна роскошная резиденция, поскольку подразумевались имидж и репутация компании. Последние два дня я провел, выслушивая представителей различных риэлторских фирм, и они утверждали, что на Манхэттене больше нет ни одной комнаты ни у кого. Дом «Утопия» оказался последней надеждой. Местечко представлялось чертовски дорогущим. Похоже, оно стоило дороже земли, на которой стоит, как обычно говорила моя матушка-валлийка, или целый вагон деньжищ, чтобы процитировать и отца-кокни.[4] Но выбирать уже не из чего. В конце концов, половину ренты оплачивает лондонская контора.

Кабина косого подъемника — я решил назвать его крабоход — внезапно остановилась, и я почувствовал странное и даже жутковатое головокружение… словно мое тело и мозг находились в двух разных часовых поясах. Нет, скорее, это ощущалось как десинхроноз.[5] Странно: я часто путешествую трансатлантическими рейсами, и наверняка у биоритмов уже должен выработаться к ним иммунитет… Кроме того, я прибыл из Хитроу два дня назад, не испытывая ни малейшего дискомфорта. Почему же головокружение решило напасть на меня именно сейчас?

— Вот и приехали, — констатировал Каллиган.

У подъемника не имелось двери в общепринятом смысле, и это вселило в меня некоторое беспокойство уже при входе в кабину. Нас окружали четыре сплошные стены: одна металлическая и три из искусственного мрамора. Теперь поверхность одной из фальшивомраморных стен покрылась рябью, сморщилась и изменилась — передвинула свои молекулы, чтобы превратиться в металлическую перегородку, тут же скользнувшую в боковую щель. За ней оказалась металлическая дверь квартиры, абсолютно ровная и гладкая, за исключением небольшого глазка на уровне лица и замочной скважины точно в середине.