Достоевский. Дело о пропавшем наследнике - Александр Бертич

раскрыв рты. Тильда недовольно качала головой. Волчок под столом тихонько скулил.

Есенин потянулся к микрофону, но Алекс не отдал.

– Я еще хочу сказать, – продолжал он. – В нашем мире будет только белая магия. Никакой черной. Никто больше не умрет и не погибнет зазря…

Есенин за его спиной только присвистнул.

– Да тебя пристрелят за это, – сказал он Алексу на ухо. – Революция – это круто, только мало кто после нее выживает…

– Мне все равно, – ответил тот. – Я никого не боюсь. Слышите? Ни людей, ни прочих тварей. И смерти тоже не боюсь. Нет никакой смерти, ясно вам? Смерть – это жизнь наоборот. Просто как в зеркало посмотреть. Помнишь, Серж, как у тебя в паттерне про Черного Человека? Мне очень нравилось. Прямо до мурашек. Прочтешь?

Есенин закрыл лицо ладонями и посмотрел на него сквозь пальцы. На пальцах красовались серебряные перстни с черепами.

– Мне сказали, его нельзя использовать, – сказал он.

– Да наплевать. Мне не страшно. И ты не бойся. Читай… читай, когда император приказывает.

Есенин взял микрофон. Было видно, что его рука дрожит.

Он напрягся и кое-как начал:

Ветер свистит над пустым и безлюдным полем.

По полю мне навстречу идет мой враг.

Он слеплен из черной глины, он голый, как голем.

Надо бежать, но я стою как дурак.

Ох, не надо было читать этот магический паттерн! Прожекторы замигали и стали гаснуть один за другим. В зале повеяло холодом, словно кто-то распахнул входную дверь и устроил сквозняк. Слушатели отхлынули от сцены. Тильда выбежала вперед и застыла в изумлении.

Сцену заволокло удушливым серебристым туманом, хотя никаких дымовых машин в клубе не водилось. В этом тумане фигуры музыкантов превратились в призрачные силуэты. Среди них был и Алекс – худенький и беззащитный. Они стояли бок о бок с Сержем Есениным. Тот до сих пор читал побелевшими губами свое заклинание, но все тише и тише.

Этого хватило.

В глубине сцены сгустился столб черного дыма. Тильда уже знала, что будет дальше.

Столб оформился в человеческую фигуру – такую же черную. Хотя назвать князя Потёмкина человеком рискнули бы немногие: головой он доставал до потолка, глаза горели алым огнем. Вовсе не обязательно было выходить на сцену вот таким чудовищем, но Потёмкин обожал внешние эффекты.

– Вы позвали, и я пришел, – сказал он загробным голосом. – Хотя пришел бы и без приглашения.

Кумир миллионов Есенин перепугался не на шутку. На подгибающихся ногах он попятился и убрался в сторону, к своим музыкантам. Посреди сцены остался стоять один цесаревич.

Дрожал, но держался.

– Ты явился один? – спросил у него Потёмкин. – Я ждал твоего отца, императора.

– Я за него…

Получилось хрипло и неубедительно. Потёмкин заколыхался от смеха:

– Узнаю вашу царскую породу. И ваше наследственное баранье упрямство. Разве ты не слышал, что в стране может быть только один правитель?

– Я поменяю этот закон, – заявил Алекс.

Тильда шагнула вперед:

– Темнейший князь! Прошу, оставьте мальчика в покое. Он еще не понимает, кто перед ним.

– Что ж вы его не научили?

– Не хотела пугать.

– Это разумно. Увидев меня, люди пугаются до смерти. А зачем мне мертвецы? Мне нужны живые. Живые и тепленькие, ха-ха…

Черный человек протянул дымную руку к цесаревичу. Похлопал его ладонью по щеке. Ладонь была осязаемой: холодной и сырой, как свиная отбивная из мясной лавки.

Алексей отшатнулся.

– Но-но, повежливее, пионер, – прогудел Потёмкин. – Хотя ты вряд ли знаешь это слово… так называли школьников в иных мирах. Они носили красные галстуки, ходили строем и всегда слушались старших. Советую меня послушать.

– Я не люблю ходить строем, – возразил Алексей.

– Это не потребуется. Ты просто пойдешь со мной. И будешь делать то, что я скажу. И даже то, о чем я промолчу.

Алексей всмотрелся в зал. Увидел Родика с Сонечкой. Те замерли: кажется, они и не в силах были двинуться.

Цесаревич почему-то покраснел. Спросил:

– А если я не пойду?

– Тогда ты умрешь. Может быть, тебя утешит то, что ты умрешь не один. Я убью и твоих новых друзей. Докучную дочку Франца Мармеля и вот этого бестолкового парня… Тильда, напомните мне, как его зовут.

– Родион Раскольников, – глухо сказала Тильда.

– Что-о? – Потемкин едва не развалился на куски от смеха, но снова собрался. – И что же он расколол? Ох уж мне этот шутник Достоевский!

– Здесь не понимают этой шутки.

– Ладно. Я тоже не склонен шутить. Ваш Алекс пойдет со мной. И останется у меня в заложниках до тех пор, пока ко мне не явится лично император Петр Павлович. Он должен был сделать это давным-давно. Даю ему последний срок – ваши земные сутки. Двадцать четыре часа.

– Я буду с цесаревичем, – твердо сказала Тильда.

– Не сомневаюсь. Вы и умрете вместе.

Алекс попробовал вырваться, но у призрачного князя были железные пальцы. Когда Потёмкин вывернул ему руку, он вскрикнул и потерял сознание.

Но черный человек не дал ему упасть. Подхватил хрупкое тело и устремил огненный взгляд в зал:

– Вот эти трое передадут императору мои требования. Да поскорее. Иначе вашему другу несдобровать. Вы же знаете, что захватчики делают с заложниками? А я как раз и есть захватчик. Только я захвачу весь этот мир.

Родик смотрел на Сонечку, а она – на него. Волчок замер под столом. Он только и успел оскалить зубы, да так и остался лежать, наподобие египетского сфинкса – только белого и лохматого.

– И специально для Есенина, – сказал адский князь. – Ты сослужил мне хорошую службу, дурень. Теперь я награжу тебя, как обещал. Ты получишь, о чем так просил: мировую славу… только никто не знает, какой она будет. Бойся своих желаний, иногда они сбываются.

Есенин отступил еще на шаг. Застонал и поднес руки к горлу, как будто хотел сам себя задушить. Но Потёмкин больше не смотрел на него.

Он вытянул руку вперед и растопырил черные пальцы. Покрутил ими в воздухе.

Случилось невообразимое: в потолке подземелья бесшумно раскрылась широкая дыра, и сквозь нее стало видно звездное небо, как если смотреть со дна глубокой ямы. Затем прямо в центре зала в полу образовалась воронка. Ночной туман втягивался в дыру, закручивался и ввинчивался в пол, точно смерч, который с каждым витком становился все сильнее, могучее. Вот уже несколько стаканов и тарелок слетели со столиков и исчезли в воронке, а вот уже и ближайший барный стул с грохотом покатился по полу и отправился туда же.

Зрители очнулись. Расталкивая друг друга, они бросились к выходу. Байкеры спасались в первых