Michael - Зверь внутри

Своим человеческим умом Александр понимал, что ему все труднее и труднее становится удержать зверя. Нечто подобное было в последние месяцы его пребывания в Н., но теперь было труднее, гораздо труднее. И, тем более, было столько людишек, которые так его раздражали: этот болван-учитель, что тыкал в небо, а попал в звезду, и мент поганый Пареев. Если сам Щуплов и не намеревался разбираться ни с кем из них, во всяком случае, в ближайшее время, то зверь ждать не собирался.

…Еще он обратил внимание, насколько изменилось к нему отношение Алевтины Филипповны после его ссоры с учителем. Складывалось впечатление, что он не оправдал какие-то непонятные ему надежды старой женщины, чем уронил себя в ее глазах чрезвычайно низко. Это стало видно вечером того же дня: Фильпьевна не стала звать его к столу, а, сухо объяснив, где что из еды лежит, куда-то ушла.

Уезжать… Но куда? Обратно в Н.? Может, и возьмут обратно на завод, а может, и нет… Домой к родителям? Вся человеческая натура Щуплова восставала против этого: охотиться вблизи родного дома — гадить там, где ешь… И еще — Аня… Такой девушки Щуплов никогда не встречал… И зверь внутри был доволен. Ему дочь Авдотьиных нравилась тоже. Умом Александр понимал, что она, в общем-то, глуповата, простовата, но эти обстоятельства казались ему настолько мелкими и незначительными, что и говорить о них вовсе не стоило. Любовь человека, любовь зверя… Но за нее еще следовало побороться.

…На следующий день после похорон, Щуплов сидел в своем, с позволения сказать, рабочем кабинете. Он быстро понял, что для того, чтобы заставить местных работать как следует, потребуется слишком много желания и сил; первого у Александра не было, а второе он тратить на такие пустяки не собирался. Вообще-то судьба всего Ясина в целом и каждого ее жителя в отдельности, за исключением, разумеется, Ани Авдотьиной, Щуплова совершенно не волновала, но, тем не менее, показать свою активную жизненную позицию перед ясинцами он все же считал необходимым. Поэтому на работе давал кое-какие указания, требовал отчитываться по проделанной работе, хотя, если честно, сам порой не понимал, чего же он от людей хочет. Впрочем, те понимали это каждый по-своему и «старались» кто во что горазд… уклониться от возложенных на них обязанностей.

…Отворилась дверь, и на пороге появился Васька. Щуплов вздрогнул, хотя ничего предосудительного не делал: более того, он совсем ничего не делал, а просто смотрел перед собой.

— Стучаться надо, — буркнул он, недовольно глядя на ворвавшегося пацана.

— Так ведь… — Васька замялся. — Мне говорили, что в таких государственных учреждениях в дверь стучать не принято…

— Тоже мне нашел государственное учреждение. Грамотный ты, как я посмотрю, тебе бы в городе жить.

— А то, — Авдотьин выпятил тощую грудь и стал чем-то похож на павлина. — Я ведь что пришел-то… Поговорил я с сеструхой…

— И что?

— Раскололась она! Сказала, что ты хороший и добрый!

— А мать что?

— А что мать? Я ее и не видел. Слава Богу, они с батей спали крепко — не проснулись. А то бы задали и мне и ей…

— Молодец. Я этого не забуду, — Щуплов взглянул на Ваську так, что смутное беспокойство, отголосок того, благополучно позабытого ужаса, что он испытал там, на берегу карьера, закралось в душу пацана.

«А взгляд-то у него… Пострашнее, чем у Пареева в гневе будет,» — поразила Авдотьина внезапная догадка. Но эта догадка была тотчас позабыта после второго щупловского взгляда, в котором ничего, кроме дружелюбия и благодарности, не было.

— Слушай, а ты не мог бы сказать ей, чтобы она пришла… Ну, скажем, на то место, где кострище, в самом ближнем карьере, на задах Филипьевниного огорода? Сегодня, часов в семь вечера?

— Так ты и это место знаешь? Мы ж там иногда с парнями собираемся…

— А то! — Александр умело скопировал манеру Васьки.

— Только… — Авдотьин помялся. — Боюсь, не пойдет она…

— Это почему?

— Ну, ты ж слышал, что с Пименовым случилось? Какая-то большая собака или волк загрызли… И ведь зверя так и не нашли. Бабки говорят, — Васька понизил голос, — что это оборотень…

— В твоем возрасте только бабок и слушать, — раздраженно заметил Щуплов. — Да и не ночью я же ее зову. Семь часов еще детское время.

Васька подумал и согласно кивнул головой.

— Я сказать-то скажу… Только послушает она меня или нет — не знаю.

— Так ты постарайся убедить. Нужен тебе такой зять, как Пареев?

Авдотьин отрицательно дернул головой.

— Вот то-то же, — заключил Щуплов…

Аня действительно пришла. Александр, ждавший ее перед тем с полчаса, уже было подумал, что не хватило у Васьки красноречия, чтобы убедить сестру, но ошибся. Увидев выходившую из-за кустов девушку, он с облегчением вздохнул. И с улыбкой поднялся навстречу.

— Привет, — сказал он.

— Только в деревню больше не пойдем! — вместо приветствия проговорила Аня.

В этот раз она была одета не в пример проще, чем в прошлое их свидание: в цветастую блузку с накинутой поверх китайской спортивной курткой, на которой было написано «Ewro-Sport», и черную юбку чуть ниже колен. Обута она была в стоптанные домашние тапочки. Косметики на лице девушки не было вовсе.

— Конечно, не пойдем, — Щуплов не сводил глаз с Ани, любуясь ею. В таком простом наряде она нравилась ему гораздо больше. — На природе посидим… Или погуляем. Ты не против?…

— Не против…

— А нету Ани. Ушла куда-то и не сказала.

Авдотьина выглядела растерянной. Стоявший перед ней Пареев переминался с ноги на ногу, словно желая что-то спросить, но не решаясь.

— А когда придет? — наконец выдавил он из себя глупый вопрос. Но это было совсем не то, что ему хотелось узнать.

Авдотьина, как женщина проницательная, его поняла.

— Да не расстраивайся ты, Витя, — проговорила она, стараясь, чтоб ее голос звучал как можно увереннее, хотя этой-то уверенности она не чувствовала. — С этим начальничком низкорослым ничего не было у нее и не будет. Уж я с ней поговорила, мозги прочистила…

— Спасибо.

— А то ведь, знаешь, молодые они, глупые…

— Да, конечно…

Пареев поторопился раскланяться. Если Авдотьина не испытывала уверенности, то он не испытывал ее и подавно. С каких это пор Анька, никому ничего не сказав, куда-то отлучалась? Да и куда тут можно отлучиться, деревенька три двора… Разве что на карьеры. Но зачем? Известно зачем…

Виктор шел по улице, злобно пиная попадавший под ноги более-менее крупный мусор. Всякий, кто его видел, не осмелился бы к нему подойти, даже если его перед тем бы обокрали. Попадавшиеся навстречу редкие прохожие робко здоровались и пытались обойти его подальше. На приветствия участковый не отвечал.