Michael - Зверь внутри

— Че болтаешь? — Аня сердито дернула головой, откидывая длинные черные волосы с лица. Волосы красиво рассыпались по простыне, в которую завернулась Аня: она привыкла спать обнаженной и не собиралась в обнаженном же виде сидеть перед Васькой. Хоть брат и не включал света, но луна в расшторенное окно светила ярко.

— Да не болтаю я! — Васька начинал кипятиться, и его словесный понос готов был вот-вот прорваться.

— А зачем в такую позднь приперся? — недовольно продолжала девушка. — Я спать хочу!

— Спать, спать! Я, может, о тебе забочусь? Тут, может, сестру родители хотят в рабство продать, и некому наставить ее на путь истинный!

— Какое рабство? Ты что, дурак?

— А не рабство? Этому сатрапу, этому фашисту в ментовской форме носки и трусы стирать?

— Да с чего ты взял?

— Ну, ты ж за него замуж выходишь?

— Ну… — Аня помялась. — Не знаю…

— Как же, не знаешь! Уж мамка-то не допустит, чтоб не по-ейному было! И ведь пойдешь!

— Замолчи, надоел! Да и родителей разбудишь! Чего развопился?

Васька, действительно, забылся и едва ли не на крик перешел.

— И вообще, шел бы ты спать. Завтра ведь в школу!

— Да видел я школу в… — Васька скорчил брезгливую рожу. — Тут сестра, можно, сказать, погибает, а ты — школа…

— Васька, шел бы ты, — устало повторила Аня. Девушка поняла, что выгнать Ваську иначе, чем разбудить родителей, все равно ей не удастся. А этого ей не хотелось… А то опять разбирательства с матерью: зачем да почему… Васька, конечно, наплетет чего-нибудь, но все равно неприятно…

— Ладно тебе, — Васька отмахнулся. — Я ж тебе добра желаю. И не только я. Есть еще один человек…

— Этого человека сегодня похоронили… — тихо прошептала Аня. — А я ведь даже на похоронах не была… Даже не взглянула ни разу…

— Да причем тут Пименов? Да и на кой тебе было ходить туда? Чтоб все косо смотрели, что ты с ним там обошлась?

— Прекрати!

— Я говорю об этом… нашем новом начальнике МТС!

Аня ошеломленно молчала. Она не предполагала услышать о Щуплове от Васьки.

— Что, проняло? — не скрывая радости сказал тот. — То-то же! Видел я вас голубков, видел, как вы целовались!

— Мы не целовались!

— Да ладно, не буду же я мамке говорить! И старого хрыча он проучил здорово!

— Какого старого хрыча?

Васька пересказал о конфликте старого учителя и Щуплова, произошедшем возле дома Пименовых.

— Представляешь, что этот старый осел вообразил? Совсем от пьянства отупел!

Аня не отвечала, но и ей предположение Антипа Андреевича показалось нелепым и абсурдным. Тем более что она недолюбливала старого учителя хотя бы за то, что он (как ей казалось) был с девушкой, в бытность ее ученицей, слишком строг.

— Точно, осел, — согласилась она. — Александр ведь… И мухи не обидит. Он такой интеллигентный. Хороший…

— А я тебе про что? Я ж не буду врать родной сестре!

— Да ну тебя!

Аня поняла, что сболтнула при Ваське лишнее: уж больно треплив был ее брат, причем порой не к месту и не ко времени, так что иногда даже становилось непонятно: то ли из вредности выбалтывает он то, чего выбалтывать не следует, то ли в силу просто неподобающей длины языка.

— Ладно, — Васька встал с краешка кровати, куда перед тем как разбудить Аню присел. — Пойду я действительно спать, пожалуй. В натуре ведь завтра в школу… Но ты не забывай, что я тут сказал. О тебе ведь забочусь, — добавил он, подойдя к двери.

…Смазанные петли не скрипнули, когда он выходил.

Уже и Васька спал с чувством исполненного долга, храпя не как пятнадцатилетний пацан, а как взрослый мужик, уже и луна, утомившись смотреть в окно комнаты, обитательница которой не сподобилась его зашторить, скрылась за набежавшими облаками, а девушка все лежала с открытыми глазами, глядя в беленый потолок. Сомнения грызли ее.

XVI

Виктору Парееву, действительно, было ни до его размолвки с девушкой. Такое зверское убийство было ЧП едва ли не областного масштаба. В Ясино наехала куча официальных лиц, экспертов, крупных ментовских начальников, и всем до Виктора было дело… Он крутился, как белка в колесе, с того раннего утра до позднего вечера, да и ночью поспать не удалось: поработавшие над тем, что осталось от Максима Пименова, эксперты заключили, что виновником смерти стала громадная собака или волк.

Эта «тайна следствия» недолго оставалась тайной для жителей деревни, более того, о чем-то подобном они догадывались, так что подслушанный одним ушлым мальчишкой разговор между приехавшими из района ментами и экспертами лишь подтвердил их догадки.

Вызывало недоумение другое: откуда в Ясино такой зверь мог взяться; подобного размера псов, которые могли в клочья разорвать человека, никто в деревне не держал никто, а волков в окрестных лесах повывели лет с пятьдесят назад.

На следующий день, когда хоронили Максима, оперативная группа, вызванная из города, прочесывала окрестные леса. Пареев был с ними, устал как собака и разозлился, тем более, что все поиски оказались тщетными, в чем он и не сомневался с самого начала.

…Дома оказался Виктор только тогда, когда как раз происходил разговор в спальне Ани брата и сестры Авдотьиных. Только тут он вспомнил и о девушке, и о том, что покойный, некогда был ее женихом.

«Ну, и туда ему дорога!» — подумал он раздраженно и пожелал Щуплову, чтоб и его постигла та же участь. С подобными мыслями он не раздеваясь рухнул на постель…

Щуплов видел, какая шумиха поднялась вокруг смерти Пименова, и это его очень беспокоило: такого резонанса он не ожидал. Если в городе все то, что он творил, как-то терялось среди других преступлений, порой не менее зверских и даже более, совершаемых не оборотнями, а обычными людьми, то в Ясино все было не так: практически все преступления здесь совершались исключительно по пьяни или ради выпивки. Бывали и убийства, но опять же на почве алкогольного опьянения. Последнее же событие выходило за всякое рамки.

Александр понимал, что надо затаиться, переждать, пока все утихнет, а еще лучше убраться прочь из Ясина, оказавшегося отнюдь не таким удачным убежищем, как ему поначалу казалось. Только была загвоздка: зверь таиться совсем не желал. Более того, он жаждал крови. Затаившийся на время, пока Щуплов мотался из Н. к родителям, от родителей — сюда, в Ясино, он больше не хотел ждать. Вокруг было столько жертв, пусть меньше, чем в городе, но… Зверь чувствовал простор; ему, что ни говори, новое местожительство нравилось.

Своим человеческим умом Александр понимал, что ему все труднее и труднее становится удержать зверя. Нечто подобное было в последние месяцы его пребывания в Н., но теперь было труднее, гораздо труднее. И, тем более, было столько людишек, которые так его раздражали: этот болван-учитель, что тыкал в небо, а попал в звезду, и мент поганый Пареев. Если сам Щуплов и не намеревался разбираться ни с кем из них, во всяком случае, в ближайшее время, то зверь ждать не собирался.