Michael - Зверь внутри

Он без труда бы нашел и Аню, но подумал, что сначала неплохо бы заручиться поддержкой ее брата, парнишки дрянного, но для пакостнических целей, в которых Щуплов хотел его использовать, могшего оказаться крайне полезным…

Еще Александр понял свою глобальную ошибку: желая спрятаться в деревне, он, сам того поначалу не понимая, выставил себя на всеобщее обозрение: если в городе, даже таком маленьком и закрытом, как Н., где происходило много событий, люди были слишком поглощены собственными заботами, чтоб обращать внимание на кого-либо одного, то в Ясино, с его неторопливой и однообразной жизнью, всякий был на виду. И Щуплов не смог показать себя в выгодном свете: сначала отправился гулять с девушкой, хоть не всеми любимого, но многими уважаемого участкового, а потом нахамил пожилому учителю, опять же многими уважаемому. То, что в Н. оказалось бы забытым максимум через неделю, здесь, как чувствовал Щуплов, глубоко врезалось в память местных жителей, сформировав о нем мнение далеко не то, на которое он рассчитывал. Ему хотелось реабилитировать себя в глазах ясинцев, но как это сделать, он не знал…

Да, что ни говори, Аня находилась в полном раздрае…. Раньше она жила себе спокойно, не ведая сомнений, не чувствуя неуверенности. Ее в жизни постоянно направляли, то сама жизнь, течение которой было настолько поступательно и однозначно, что, казалось бы, поступить иначе не было никакой возможности, если же какая-то неоднозначность или «развилка» и намечались, то здесь приходили на помощь родители, по преимуществу мать. Со свойственной ей педагогической проницательностью она никогда от Ани не требовала чего-либо чрезмерного, выходящего за рамки ее способностей, но уж в том, что за эти рамки не выходило, мать была требовательна и непреклонна, добиваясь результата. Если дочь и бывала по первоначалу недовольна таким «наставлением на путь истинный», то в дальнейшем жизнь показывала, насколько права была мать, и смирялась. И чем старше становилась Аня, тем все больше и больше привыкала она во всем полагаться на родителей, все меньше и меньше думала сама.

Слегка смутили ее покой россказни Пареева о сладкой городской жизни, но и это обстоятельство Авдотьина смогла обратить себе на пользу: глянулся ей заезжий участковый, а глуповатый Максим Пименов, хоть и был неплохим, но все же местным… Так что мать благословила дочку на дальний путь в город, свято уверенная в том, что городская жизнь, да еще замужем за таким человеком, как Виктор Пареев, пойдет ей только на пользу.

Аня была полностью с ней согласна и все бы так и шло, как задумала Авдотьина, если бы не появился Щуплов… И девушка преисполнилась сомнений…

С одной стороны, участковый, которого она вроде как любила. Молодой, красивый, с перспективой перевода в город… И вроде как добрый… Как хорошо связать жизнь с хорошим, надежным человеком, чтобы жить, как за каменной стеной…

Но, с другой стороны, ей запало в душу то, как он разговаривал с ней, когда они с Щупловым пошли (всего лишь!) погулять! Да, ей захотелось показать приезжему, что и в деревне они не лаптем щи хлебают, вот и нарядилась, как могла… А Виктор приревновал и наговорил всяких гадостей. Не будучи чересчур проницательной, девушка поняла, что не всегда Пареев бывает добреньким, а иногда может и показать когти, да еще какие… На фоне этого озарения все его предыдущие краснобайствования показались ей мелкими и довольно-таки пустыми… Но, тем не менее, в них по-прежнему оставалось так много притягательного…

А Щуплов всячески ее предостерегал. Хотя, кто таков Щуплов? Приехавший из города незнакомец… Невелик ростом, да и на лицо не то, чтобы Рикки Мартин… Но что-то в нем такое было, какая-то изюминка, какое-то непонятное обаяние… А как он говорил: хотелось бросить все и идти за ним, да что идти — бежать! Хоть на край света, хоть дальше, через леса, поля, города и веси… Как два диких зверя…

Зверя? — Аня встрепенулась. Почему именно зверя, ведь, что ни говори, а зверского в Александре было чуть, гораздо меньше, чем, скажем, в Викторе… Но почему же все-таки зверя?

С подобными мыслями Аня уснула…

— Эй, сеструха, просыпайся, — прошептал Васька, тряся Аню за плечо.

В этот вечер Авдотьины-старшие вернулись с поминок Максима Пименова довольно рано. Не очень желанно было их присутствие там, где многие готовы были обвинить в случившемся их дочь. На Авдотьина-старшего происшедшее произвело очень тягостное впечатление, он молчал и на все обращаемые к нему вопросы отвечал односложно, Авдотьина же, если и сохраняла внешне скорбный вид, где-то в глубине души даже радовалась, что старая любовь дочери сгинула безвозвратно. В тот день супруги Авдотьины легли спать рано, и сон их был настолько глубок, что они совершенно не слышали, что происходило за стеной, где была Анина комната.

А там Васька убеждал Аню бросить Пареева ради Щуплова…

— Что будишь-то? — Аня сонно потерла глаза. — Который час?

— Ну, двенадцать… Без пятнадцати… Детское время.

— А ты чего не спишь?

Это не был вопрос старшей сестры, занимающейся воспитанием младшего брата и обеспокоенной таким его неподобающим для столь юного возраста поведением — воспитанием брата девушка не занималась никогда. Это был просто праздный вопрос человека, недовольного, что его разбудили.

— Поспишь тут… — шелестящий шепот Васьки звучал зловеще. — Твой Витька опять меня избил!

— Что значит «твой Витька»? И когда это он успел тебя избить? Сейчас, после убийства, ему, поди, не до тебя. И почему опять?

Спросонья мысли Ани работали гораздо медленнее, чем обычно, и, как ни странно, это помогло ей проанализировать всю сказанную Васькой фразу и прицепиться к каждому ее слову.

— Конечно, не до меня! А вот нажрался он на поминках, а начал порядок наводить, а тут я ему под руку попался. Ну, он, типа, как ты: «Че не спишь?! Че не спишь?!» И — хлобысь по почкам!

Наврал все Васька. Не был Пареев на поминках — не до поминок ему было. Да и сам Васька там не был — и не пустили бы его, но уж он решил начать с такой лжи, чтоб в дальнейшем было за что зацепиться.

— Боли-ит, — жалобно протянул Васька.

— Бе-едненький, — в тон ему протянула Аня, хотя сама, если честно, брата не жалела и, зная дрянную Васькину натуру, решила, что если он и получил — то за дело. Ей и самой нередко хотелось применить к Ваське физические методы воздействия за его паскудный характер, но ей это было не под силу.

— Вот с кем ты связалась, — голос Васьки вновь стал зловещим. — Он и тебя будет… По почкам, чтоб, значит, на лице синяков не было…

— Че болтаешь? — Аня сердито дернула головой, откидывая длинные черные волосы с лица. Волосы красиво рассыпались по простыне, в которую завернулась Аня: она привыкла спать обнаженной и не собиралась в обнаженном же виде сидеть перед Васькой. Хоть брат и не включал света, но луна в расшторенное окно светила ярко.