Река Великая - Максим Николаевич Николаев

Старенькое судно с двумя людьми на борту дало крен влево, обходя Жеребячий камень. После камня порожец будет, но небольшой, качнет самую малость. Дальше фарватер спокойный, лишь бы в тине не завязнуть. Шли они вдоль самой береговой линии под сенью сосен, чтобы не заметили ни свои, ни чужие.

Продолжая осторожно работать веслами, он обернулся. В полумраке белело маленькое лицо монаха.

— А ты со своим золотом что сделаешь? — спросил у него Андрей.

— Святой Церкви всё до последнего грана пожертвую.

— А за что не бедным своим? — в голосе рыбака послышалось разочарование.

— У святого Еразма Печерского раз спросили, почему он свое наследственное богатство потратил на украшение церкви, а не употребил на милостыни нищим, а тот ответил: «Нищих вы имеете около себя на всяком месте, церкви же Господней не имеете».

— А отец Власий наш говорит, что храмов уж столько по Руси настроили, что и ходить в них некому. Зато в питейных заведениях, если где цены приемлемые, вечером не протолкнуться.

Расслышав усмешку в голосе Андрея, монах-напарник вздохнул и больше до конца пути по воде не проронил ни слова.

Белый месяц был похож на ломтик домашнего сыра, звезды ярко светили в черном небе. Но Андрею и свет был не нужен: свою реку он знал по запаху, на ощупь. С закрытыми глазами провел бы лодку до песчаной косы, где они договорились причалить. От забора староверской пристани до нее — метров триста. С тяжелой ношей это путь немалый, но ближе к берегу негде подойти: до самых Ящеров камыши да трясина.

По правую руку проплыл безымянный остров. Впереди за излучиной показалась пристань. Теперь главное — не шуметь. Уключины он смазал загодя, да мало ль что. Над рекой тихо, штиль. Но так и лучше, чем если бы на запад, к Ящерам дуло: над водой ветер далеко звуки носит.

Под днищем зашуршал влажный песок. Андрей первым выбирается на берег, протягивает руку пассажиру и помогает сойти на сушу. Вдвоем они вытягивают лодку и прячут ее в камыши.

Рясу Нектарий снял перед выходом из избы и остался в черном спортивном костюме, на ногах были детские кроссовки. Передвигался он бесшумно и стремительно как рысь. Андрей едва поспевал за ним.

Через несколько минут они поднялись по утоптанному подъему от берега и вдвоем остановились перед частоколом. Андрей шепотом спросил у напарника:

— Стяжки не забыл?

Нектарий в ответ бесшумно хлопнул себя по карману.

Рыбак только собрался подсадить его, но маленький монах в черной кофте и трениках уже ловко карабкался вверх по толстым бревнам.

Скоро заскрежетал засов изнутри. Створка ворот приотворилась.

Войдя, Андрей сразу увидел сторожа. Это был не старик. Со спины он узнал Богуслава, водителя «Газели». Парень лежал на животе лицом в бирюзовой траве, распластав руки. Экраном вниз горел мобильный телефон.

На дворе пристани гудит холодильник. Фонарь со столба заливает двор голубым светом. Нектарий перед дверью капища возится с замком.

— Дай сам попробую, — предлагает Андрей.

Монах отдает ему ключ. Андрей вставляет его в скважину и только успевает надавить на него посильнее, даже не повернув, как замок отворяется с мягким глухим щелчком.

Над косяком двери нарисован языческий знак: горизонтальный ромб с точкой посередине. Перед тем, как ступить в темноту, он, сам не знает почему, крестится. Нектарий рядом с ним держит в руке фонарь.

Каждый шаг по каменному полу отдается эхом. Людоедское капище и снаружи выглядело внушительно, но внутри кажется еще больше из-за царящей пустоты. Единственный предмет обстановки здесь — алтарь по центру квадратного помещения.

У подножия камня, на котором стоял идол, лежало два скрепленных крест-накрест бревна: Андрей понял, что это жертвенник. Жабоголовый урод на пьедестале стоял мордой вровень с его лицом и насмешливо таращился на чужака. Андрей схватил истукана подмышки, чтобы сдернуть вниз, но едва смог оторвать от пьедестала.

— Золото, — раздался за спиной вкрадчивый шепот.

* * *

— Когда от армии отвод покупали, Богуславу порок сердца поставили в медицинской карте. Можно про это и в заключении о смерти написать.

— Опасно.

— Сколько надо, Дим Саныч?

— Не в цене дело. Молодой он: к кардиологу не обращался, в больнице не лежал. Если подозрения будут, могут эксгумацию провести, и не поленятся на другой конец области ехать.

По русскому обычаю покойников хоронить не разрешала санэпидстанция, потому в бытность на погосте в Выбутах устраивали целое представление. Мужи крестились, женки плакали, батюшка Фалалей из Малых Удов кадилом махал, а на могилу крест ставили в память о мешке с землей, в Господе со святыми упокоенном.

С Дим Санычем, спасибо, упростилось всё. На каком-то сельском кладбище под Невелем он с бабой-комендантом за приемлемые деньги договорился. Теперь похороны проходили без присутствия общины. Комендант сама и документы оформляла, и участок. Холмик. Оградка. Крест самый дешевый. Счет пустых могил уже на второй десяток пошел давно, а старейшина, и не вспомнить, когда в последний раз в Невель ездил.

— Если менты спрашивать будут, говорите, что в Москву на заработки поехал. Никого этим не удивишь, нынче вся деревня — в столице. Главное, тело подальше от пристани в воду бросьте, да телефон себе не оставляйте, а тоже в мешок положите. Сейчас у полиции в городе техника такая, что отследить могут. — Дим Саныч склонился над мертвым и пересчитывал раны на груди. — Ножевых не меньше пятидесяти. Такое обычно от страха бывает, женский почерк. Хотя бабы редко осмысленно на мокруху идут. Если убивают, то чтоб себя или ребенка защитить, ну или от безысходности. И по обуви непохоже.

Короткий утренний дождь, хотя и пытался, не смог отмыть от крови траву на месте резни, к которому Святовит запретил всем подходить до приезда участкового. Умила всё утро об ворота колотилась, хотела сына увидеть. Да на что тут смотреть! На теле целого места нет, как будто лютому зверю парень в лапы попал. Надо было хоть к воротам снутри подойти, сказать супруге слово ласковое, но только не придумалось ничего. Самому худо. Так и сидел на траве он рядом с растерзанным сыном и через забор слушал несчастный бабий вой. Замолчала она, только когда Невзор заварил для нее и заставил силой выпить успокоительного сбора.

Тело обнаружил брат лекаря Людмил Асич: он пришел с утра на пристань сменить Богуслава на страже. Как назло, участковый Дим Саныч в Неёлове с малолетними бесчинниками воспитательную работу проводил, а потом в город какие-то бумаги повез. Пока его ждали, Людмил сам окрестность осмотрел и заключил, что один из