Река Великая - Максим Николаевич Николаев

примет. В косматую старину, когда мужи со всех окрестных деревень собирались метать жребий, калекам кость в руки не давали, а нынче перед тем, как запереть в темнице пленника, его раздевают и осматривают, чтоб целый был: двадцать пальцев, уд, муде.

Когда инвалид скрылся из виду, Богуслав выбрался из придорожной канавы. Жирный ночной бражник бился крыльями о стекло фонаря на перекрестке — единственного в деревне. Где-то пел соловей. Младший Родич поглядел время на телефоне. Час назад опустилась темнота, и через час уже начнет светать. Вот-вот петухи заорут, если их здесь держат.

В белые ночи затаиться сложней, но зато и уловы летом богаче. Прошлым июнем на бережке под городом Островом он четырех взял зараз. Чтоб далеко не таскать, машину к самой воде подгонял. С мужиками еще две бабы были: тех удавил и в реку побросал, вместе с ними — палатки и вещи.

Глаза к середине ночи уже слипались, а в убогом домике на краю деревни пьяницам всё было не угомониться. Веселую избу он приметил еще с трассы и на первом съезде за знаком с перечеркнутым названием деревни загнал «Газель» в кусты. Вернулся пешком.

Перед калекой прошли еще мужик с бабой в обнимку, и больше не было никого. Окна в доме погасли. Он собрался возвращаться к машине, но тут заметил, что дверь отворилась, и кто-то вышел на порог. Богуслав не стал лезть обратно в канаву и лишь попятился в тень старой липы на обочине.

Передвигался мужичок бойко, но не значит, что трезво. Ноги будто вбежали вперед него, и сам он с трудом поспевал за ними. Молодой охотник загодя выступил из-под дерева.

— Огня не будет, отец?

Отец резко затормозил и попытался собрать глаза в кучу. На лицо — обычный деревенский пьяница, по одежде тоже: шорты, футболка со следами краски, сиреневые галоши напробос, и главное, что кольца на безымянном пальце нет: в кои-то веке родитель доволен будет.

Из шортов пьяница вытащил зажигалку. Богуслав уже успел сунуть сигарету в рот.

— С вечера у вас торчу. С рейса возвращался, подвеска отвалилась. В эвакуаторную службу позвонил: сказали, чтоб раньше утра не ждал их. Слава Богу, что пустой. А то бы протек. — Он, не затягиваясь, сосал дымящую сигарету.

— Что возишь?

— Рыбу, мясо, полуфабрикаты. Холодильник у меня. На пищевой базе в Палкине работаю. Тебя как звать?

— Борисом.

— А я Глеб.

С хмельной горячностью новый знакомец стиснул ему ладонь.

— Выпить не хочешь, Борь? А то мне полночи еще куковать. Одному впадлу.

— В одиночку только алкаши пьют, — тут же поддержал его пьяница. — А за руль ты потом как?

— На эвакуаторе до дому довезут, а завтра — отсыпной.

Вдвоем они вышли из деревни на узкий асфальтовый проселок. Полосы кустарника по обе стороны отделяли проезжую часть от поля.

— А машина твоя где?

— Добрый человек с трассы стащить помог. Пошли.

«Газели» в кустах Борис не заметил и прошел бы мимо, если бы спутник не дернул его за рукав. Богуслав открыл перед гостем фургон, а сам пошел в кабину за бутылкой. К его возвращению пьяница уже устроил себе сиденье внутри на перевернутом рыбном ящике.

В кузове горел неяркий голубой свет. Богуслав забрался внутрь. При виде водки лицо пьяницы оживилось.

— Не обессудь, стаканов нет.

— Да хер с ними, — Борис как пиявка присосался к бутылке, которую откупорил и передал ему Богуслав. — Неплохая, кстати. — Он сощурился на этикетку. — Где брал?

— В «Экономочке» в Пскове. Мне тоже нравится. И не дорого.

— В «Экономочке»? — Теперь уже с подозрительностью пьяница смотрел на бутылку.

— В «Экономочке», а что?

— Да помню, как этот магазин низких цен в Пскове открыли, у нас туда вся деревня ломанулась. Тушенки свиной понакупили по акции, банка — двадцать рублей, век такой не видали. Но, блин, открываешь, а там — не твердое, а жижа, и в ней какие-то непонятные кусочки плавают. Раз коготь попался, когда с макаронами ее ел. Ну я обсосал, выплюнул, мало ль… А потом ем и думаю: у свиней-то не когти, а копыта. С тех пор больше ни одной банки не тронул. Так и стоит в подвале несколько штук, ржавеет.

— Раз на раз не приходится, — возразил Богуслав. — Надо знать, что там покупать можно.

— Это да. — Борис снова приложился к бутылке. — Хочется, чтоб и дешево, и чтоб… ну ты, понимаешь. Сахар всё покупали по сорок два рубля, а тут глядь в нашей «Пятерочке»: пятьдесят, потом пятьдесят пять. Раньше три ложки в чай по утрам клал, теперь решил: две буду.

Он стал жаловаться на цены, а после перешел к рассказу о поминках, на которых только что был и засиделся допоздна: соседка померла на восьмом десятке, за время эпидемии дважды переболела ковидом без всяких последствий, но тут вдруг схватило сердце, прямо на огороде. Видать, от жары. Скорая из города ехала два часа, и за это время старушка успела отдать концы.

— Да так и лучше — на своих двоих помереть, — подвел итог Борис.

Богуслав поддакнул:

— Конечно, лучше. Дай Бог каждому.

С умершей старушки разговор перешел на ее зятя, Борисова ровесника, с которым они приятельствовали с самого детства: младший сын у него осенью пойдет в армию, старший уже отслужил в десанте, а у отца их огурцы в теплице завязались на две недели раньше, чем у всех соседей. Богуслав уже почти не слушал собеседника и изо всех сил старался не зевать.

Бутылка была на две трети пуста, когда Борис вдруг прервался на полуслове, поднял глаза на товарища и зловеще прошептал:

— А ты что не пьешь, Глебушка?

— Пью! Как же, не пью! — Глебушка схватил бутылку из рук Бориса и сначала решил дать ею пьяному по черепу, но потом передумал, приложил горлышко к губам и всосал немного хмельного воздуха. От того, что он слишком сильно запрокинул голову, с уха сползла завязка накладной бороды. Борис заметил торопливый жест, которым его молодой собутыльник поправил бороду, и осоловело вытаращился на него:

— Вреш-шь, не пьеш-шь. — Борис обреченно взмахнул в воздухе рукой, которую Богуслав поймал на лету и мягко пожал. Это успокоило его. Через минуту, сползший боком с ящика, на котором сидел, он уже храпел на полу. Молодой Родич протянул руку и достал телефон, прямоугольником выпиравший у пьяницы из кармана шортов.

Петли, смазанные рыбьим жиром, не издали ни звука. Богуслав выбрался наружу, закрыл щеколду и с размаху зашвырнул в канаву мобильник. От жесткого приземления аппарат включился, и кусты бурьяна внизу озарило