Дмитрий Анашкин - Читатель мыслей

– Все в порядке, пять сотен! – его голос дрожал от возбуждения, столько денег он никогда раньше не держал в руках. Он даже никогда столько денег не видел.

Леха поднял подвеску рукой и аккуратно вложил в ладонь Марии Ивановне. Та бегло осмотрела ее и спрятала в карман. Не сказав ни слова благодарности, она круто развернулась и проследовала в трейлер. «А может и стоит сегодня с одной серьгой пойти? А потом… как бы потерять? А потом, может, колечко мне Кеша купит… Эх, как бы пиз-ей не огрести по самое некуда, надо тут будет еще подумать… – пробубнила она на ходу и уже громко добавила, обращаясь к режиссеру: – а ты давай к шоферу лезь, козел драный… на студии поговорим!» Алина молча залезла в трейлер, не глядя на режиссера. Впасть в немилость к Марии Ивановне было смерти подобно. Ужин отменялся.

После мероприятия закупались по полной: куриные окорочка, колбасы, соки, и по чекушке каждому. Сели в подвале напротив метро и приступили к разбору полетов. Больше всех убивался Колян.

– Ну, на фига мы серьгу отдали? надо было самим втюхать! Бикса же по всему, в натуре, навороченная, видать миллионы стоит, а у меня барыга знакомый есть, ему бы предложили…

Леха молча резал колбасу и никак не реагировал. Дрону, однако, нытье не понравилось. Он привычно пнул Коляна.

– Харэ орать как припадочный, – «бикса навороченная», «барыга знакомый» – и где ты только слов таких набрался? Да твой барыга нас первым бы биксе сдал, ему ж объяснить надо, откуда серьга у него. А то, что он с нее втрое больше взял бы, чем просто серьгу как железяку продать, я тебе точно говорю: два дня в ювелирном ларьке полы мыл, пока не выперли… И что с нами потом эта бикса сделала бы, тебе, надеюсь, рассказывать не надо…

– Прав он. – Вступил Леха. – Точняк, попали бы по-крупному. А так… кидок с подвыподвертом получился! Даже красиво… Только неприятно немного. Воровать все-таки пришлось, не люблю я это.

– А мне вообще по барабану! – Ответил Дрон. – Перераспределение материальных ценностей, так сказать. У них там – он показал куда-то вверх – даже Маркс такой есть, который за это перераспределение на Земле ответку держит.

– Ты откуда слов-то таких набрался? – удивился Леха, заканчивая с окорочком.

– Да я, когда ещё в школу ходил, во втором был, залез как-то под парту – очень спать хотелось – и отрубился. А когда урок закончился, в класс старшеклассников пригнали, у них «полиформация» там была. Ну. не вылезать же. Стал дальше спать. Так они там часа два про этого Маркса талдычили. Все обсуждали, как он перераспределить все хотел. А я, хоть и спал, с тех пор про все помню, говорят люди и во сне учиться могут, ну так это со мной, видать и случилось.

– Диковинно… – прокомментировал Леха. – Ну, я не знаю, как это – распределять. Только совесть моя сразу успокоилась, как бородатый к Коляну полез. Он ведь считал, что все по честняку было… Что, искали мы, и нашли, как договорено – только ведь все равно кинуть хотел! А с таких и спрос другой. То есть, ломанули мы их, видать, правильно. Перераспределились! – Слово пришлось Лехе по душе.

Немного помолчали, налили еще по сто. Выпили. Заговорили о жизни. Начали с кошек. Дрон вспомнил, как, когда-то, года два назад, пока мамаша от запоев в психушку не залетела, жили они в своей комнате, в коммуналке, на Васильевском. И был у них серый кот, Мурзик. Сядет он на форточку и часами наружу глядит. А куда, никто понять не может. Там, за окном, стена глухая. Ничего на ней нет. Ни кустика, ни травинки. А кот все сидит и смотрит. Дружбаны мамашины, как соберутся за бутылочкой, так все спорят: «чегой-та» он там такого интересного видит? По – разному думали. Серега с шестого даже мнение имел – оно, правда, только после третьего стакана наступало. Но отстаивал он его до хрипоты. Даже подраться в запале мог – что коты, мол, как перископом – за угол смотреть могут! Он об этом когда-то то ли слышал, то ли читал что-то такое «секретное». И, смотрит, по Серегиному мнению, Мурзик таким образом прямо и вверх: на звезды!

Какие днем звезды, когда на улице солнце светит, его обычно не спрашивали. Потому что начинал тогда Серега кипятиться: ходить из угла в угол и папиросы на пол плевать. А это к хорошему не приводило: обычно в драку лез. Приходилось его всем миром вязать и на диван валить. После чего лежал он там, и только глазами вращал: всех ненавидел. А жаль. Потому как собеседник он был хороший, и без него становилось сразу скучнее.

А вот, «зачем Мурзик на звезды смотрит», обсуждать разрешалось. Потому что правоту свою Серега видел в самом факте смотрения котов под прямым углом. К дискуссиям же о том, зачем это у них так устроено, относился снисходительно.

– Так он в форточке воздухом дышал, – высказался наконец Леха, покончив с курицей. – Сивухой у вас, наверное, жуть как несло. Народу, поди, с десяток в фазенду набивалось. И все в усмерть пьяные.

– Может оно и так, – чувствовалось, что Дрона дискуссия не задевает. Просто, приятно вспомнить было.

– А у нас, блин в натуре, тоже котяра был. Злой, собака, вредный, век воли не видать, – вступил в разговор Колян, в запале обзывая кошку собакой. – Всю мебель, гадина, нам со злости исцарапал, батя его уж и метлой и ногами пинал. Мне тоже под горячую руку доставалось. Колян на мгновение остановился и улыбнулся, словно вспоминая что-то хорошее. – А этот, все только бы портить, и так всего одна штора на три окна, так он и ее в клочья! – закончил он с неожиданной гордостью.

– Так это он когти точил, не при чем здесь его злость, кошкам надо это, – отреагировал Леха, – инстинкт…

– Ты еще скажи – ежики от злости колючие, – добродушно добавил Дрон и в этот момент за дверью внезапно послышались голоса и шаги.

– Вот тут они, отсюда шум, – послышался высокий женский голос, ему ответил мужской:

– Щас разберемся. Отойдите, гражданочка.

– Менты – зашипел Колян, – говорил я!

Бежать было некуда.

Хлопнула дверь и в комнату ввалились трое. Они именно «ввалились», а не зашли; движение было резким и решительным, это не были просто посетители. По всему было видно: пришли Хозяева.

Вернее, хозяин был один – первый. Высокий человек лет пятидесяти с пронзительным, бешеным взглядом из-под густых бровей. Двое других держались чуть поодаль: не меньшего роста и еще более внушительной комплекции. Охрана.

Я никак не мог определиться с линией поведения: притворяться и дальше тюкнутым по голове и пребывающим в полуотключке ботаником? Или быть адекватным и откровенным? Помня мой опыт с Серегой, я, скорее, склонялся ко второму.

Однако, жизнь внесла коррективы. Человек остановился прямо напротив и впился в меня цепким недружелюбным взглядом. «Может мочкануть его сразу надо было, как тех банкиров, и концы в воду? Хотя… надо узнать сперва, кто Серого приговорил, а то, повториться может уже не в нашу пользу… этот что-то да может знать…»