Дмитрий Анашкин - Читатель мыслей

Однако, жизнь внесла коррективы. Человек остановился прямо напротив и впился в меня цепким недружелюбным взглядом. «Может мочкануть его сразу надо было, как тех банкиров, и концы в воду? Хотя… надо узнать сперва, кто Серого приговорил, а то, повториться может уже не в нашу пользу… этот что-то да может знать…»

Быть откровенным расхотелось. Из услышанных мыслей я уяснил для себя две вещи. Первое: меня, похоже, они не подозревают; это радовало. Второе: что мочканут меня после того, как узнают, кто убийца. Это не радовало совершенно. Дополнительно я понял, что про чтение мыслей надо молчать; уже сейчас я ненароком узнал про каких-то несчастных банкиров, концы с которыми были уже в воду. Ненужная осведомленность могла ускорить процесс в ненужном мне направлении – то есть я мог оказаться мёртвым гораздо раньше планируемого момента.

– Встань. Божью корову нам тут не изображай, тебе укол обезболивающий сделали. Так что все у тебя давно прошло. – Говорил хозяин так же неприятно, как и смотрел. – Ты какого хрена друга нашего пришил, гнида? Мы же за тобой уже пять дней как ходим, с тех пор, как ты ему про отравление пургу задвинул!

Сказанное меня не удивило. Если они за мной действительно следили, то это проясняло многое: в частности проникновение в машину и домой; обвинение же в том, во что он и сам не верил, означало, что решено меня сперва запугать. Что бы я посговорчивее был и «зря не парил». Не понятно было только, опять же, как реагировать.

– Я не убивал. – Мне вдруг пришла в голову гениальная мысль. Во всей моей версии «для Сереги был один очень серьезный прокол – то, что я приплел несуществующего экстрасенса; теперь же, когда Наташа была мертва, появлялась другая, более изящная и абсолютно непроверяемая возможность все объяснить.

– Случайно слышал. Я в машине сидел, пиво пил, на сиденье откинулся, да еще стекла тонированные… – я потер виском о плечо, голова все-таки еще болела. – Разговаривала она с кем-то. Сереге не хотел говорить… Ну, она ж тетка его, а я подслушивал… Вот и приплел экстрасенса… С дуру… Слышал, как говорила она кому-то, точно не помню, но что-то, типа: «Я его отравлю, он с меня все доверенности переписать обещал, куплю яд у Тифани, или Тофани, – тут я не ручаюсь, я ж не записывал, – и – в суп! Жить голодранкой не буду, хватит, на фабрике набедовалась». Про фабрику я наплел для убедительности, они же Наташкину биографию, как пить дать, вдоль и поперек… Я посмотрел на главного. Его глаза сузились.

«Похоже на правду, иначе, откуда ему про фабрику знать? Натаха же у нас конспиратор еще тот, под аристократку косила – хотя куда ей было, за версту видать… – зазвучало в голове. Он повернулся и задумчиво посмотрел на застывших у стола, чуть ли не по стойке смирно охранников. – Похоже на то, что и правда. Ему яд сыпанула, да и сама же по глупняку хапнула, таких историй хоть отбавляй… Все, зачищать надо». – Закончил он думать переведя взгляд на меня.

У меня внутри похолодело. Политик я никакой. В шахматы, вообще, почти не играю. Вот и теперь, имея на руках все козыри, умудрился сделать единственный неверный ход из ста. Надо было юлить, интриговать, выгадывать время; а там, может, и срослось бы что. – Он же русским языком подумал: «Убийцу найдем, тогда и концы в воду».

Мне стало страшно.

Хозяин уже повернулся к охранникам, что бы скомандовать. Однако, в последнюю минуту передумал и снова посмотрел на меня.

«А если врет? Нет… – зазвучали его мысли у меня в голове. – Сперва надо проверить; с кем Наташка разговаривала, найти – это по распечатке легко будет; второе: где яд взяла… А этого – в подсобку. Пару дней пусть там полежит. Авось не помрет… а там посмотрим.

– В кладовку его, в подвал Казино. На обычную диету: вода, хлеб. До следующего распоряжения. – Он резко повернулся и, не дожидаясь ответа охранников, вышел так же стремительно, как и зашел.

Мне завязали глаза, и, подталкивая в спину, куда-то повели.

Я много раз читал в книгах, как кого-то куда-то повели с завязанными глазами, но никогда не читал о том, насколько это противно. Именно противно. Другого слова не подобрать. Когда не видишь дорогу, каждый шаг дается с огромным трудом – сопротивление обострившейся самозащиты орет перед каждым шагом: «Стой! Куда! Там яма! Нет! Там пропасть! Аааааааа! Стой! там стена! Ты врежешься, провалишься, поскользнешься, запнешься, упадешь! Перелом, гипс, сотрясение мозга! Аааа!» И так перед каждым шагом.

Попробуйте, закройте глаза и пойдите спокойным ровным шагом по привычной дороге из спальни в туалет не выставляя при этом вперед руки: они-то у меня были сомкнуты за спиной наручниками, а мои конвоиры, видимо, в силу специфики умственных способностей и интеллекта, ничем, кроме пинков и толчков, еще более усугубляющих мою панику, себя не утруждали… Кстати, не удивлюсь, если вы на третьем шаге действительно разобьете себе лоб о стенку – к большему моему сожалению и торжеству инстинкта самосохранения, которое же кричало, предупреждало…

В результате я все-таки стукнулся, но не лбом. Как я понял, мне открыли дверь автомобиля, видимо, рассчитывая, что я догадаюсь об этом сам. Я сильно стукнулся край открытой двери одновременно грудью и чем то, что ниже живота, но выше колен и только уже совместными усилиями моих конвоиров, наконец, сообразивших, что человек с завязанными глазами ничего не видит, был водворен в легковой, кажется, автомобиль. Дорога длилась с полчаса, после чего меня таким же образом препроводили в другое помещение.

«Ори не ори, никто не услышит», – услышал я мимолётную мысль, вероятно, охранника.

Развязали глаза. Поставили у стенки бутылку с водой, полбуханки хлеба, ведро. Разомкнули наручники и приковали к батарее отопления на уровне живота. С поднятой рукой я мог сидеть, прислоняясь к стене. С опущенной – стоять.

Под потолком тускло светила лампа и гудел мотор вентиляции. Хлопнула дверь, и я остался наедине со своими невеселыми мыслями. Шансов открыть наручники не было никаких, а, даже если бы и были, то выбраться отсюда не представлялось возможным.

Я оказался в западне.

– Рвем! – сдавленно просипел Дрон. – Я здесь лаз один знаю, – он схватил попавшуюся под руку ветошь и, обернув ею лампу, крутанул. Стало темно.

– Лампу выкрутили, гады, – донесся из-за двери голос визгливой тетки. Ломайте же, уйдут! – Было не очень понятно чего же она, наконец, хочет. Порядка в доме? Но, сломанная, – как это обычно случается, навсегда – дверь в подвал, порядка не прибавит точно. Или же тёткой овладела маниакальная идея поймать хоть кого-нибудь и наказать? Но тоже ведь: выяснить, есть ли за что наказывать, можно только когда уже дверь сломают. А ведь, может, и не за что наказывать окажется… Раздался грохот ударов, видимо, тетка была местной активисткой, и милиция сочла за лучшее с ней не пререкаться.