Архивы Плутона - Эдуард Сероусов

Внезапно Малкольм почувствовал острую пульсирующую боль в висках. Перед глазами промелькнули странные образы – города, которых он никогда не видел, технологии, которых еще не существует, люди с измененными чертами, словно следующая ступень эволюции человечества.

Он пошатнулся, хватаясь за край стола для поддержки.

– Детектив? – обеспокоенно спросил Вайс, приближаясь к нему. – Вы в порядке?

– Да, – Малкольм сделал глубокий вдох, пытаясь стабилизировать состояние. – Просто легкое головокружение.

– Это начинается, – тихо сказал Вайс. – Первые серьезные симптомы. Препарат замедляет процесс, но не останавливает его.

Он быстро просканировал Малкольма портативным медицинским устройством.

– Ваша нейронная активность демонстрирует аномальные паттерны, схожие с теми, что наблюдались у Элизабет на ранних стадиях трансформации.

– Я контролирую ситуацию, – твердо сказал Малкольм, выпрямляясь.

– Уверен, Элизабет говорила то же самое, – покачал головой Вайс. – Детектив, вы не понимаете, с чем имеете дело. Эти изменения не просто физиологические – они затрагивают саму основу вашего восприятия, вашей личности.

Малкольм сфокусировался, отталкивая странные видения и возвращаясь к расследованию.

– Доктор Вайс, что именно Чанг делала в последние дни перед смертью? Были ли у неё какие-то особые проекты, о которых знали немногие?

Вайс колебался, явно взвешивая, сколько может рассказать.

– Была одна вещь, – наконец сказал он. – Эксперимент, о котором знал только я и, возможно, Ковалева. Элизабет пыталась установить прямую нейронную связь с центральной структурой в хранилище.

– Каким образом?

– Используя модифицированный нейроинтерфейс, настроенный на частоту сигналов артефактов. Она разработала протокол, который теоретически позволил бы человеческому мозгу напрямую «общаться» с кристаллической структурой.

– И она пробовала это на себе?

– Да, – мрачно подтвердил Вайс. – В ночь перед своей смертью. Она не посвятила меня в детали, сказала только, что попытается «инициировать диалог». Следующим утром её нашли мертвой в лаборатории.

– Вы думаете, эксперимент убил её?

– Я уверен в этом, – кивнул Вайс. – Но не думаю, что это было простой неудачей эксперимента. Элизабет была слишком методична, слишком осторожна. Она предвидела риски и готовилась к ним. Что-то пошло не так… или кто-то вмешался.

– У вас есть подозреваемые?

Вайс оглянулся, убеждаясь, что протокол конфиденциальности активен.

– В последние дни Элизабет была особенно обеспокоена интересом Кейн к её исследованиям. Она считала, что представитель консорциума скрывает свои истинные мотивы и связи.

– С Земной Коалицией?

– Да, – подтвердил Вайс. – Элизабет обнаружила, что Кейн отправляла зашифрованные отчеты напрямую в военное управление Коалиции, минуя официальные научные каналы.

Это подтверждало информацию, полученную от Джианга.

– Доктор Вайс, есть ли способ обратить эти биологические изменения? Или хотя бы стабилизировать их на безопасном уровне?

– Теоретически – да, – неуверенно ответил Вайс. – Элизабет работала над более совершенной версией стабилизирующего препарата. Она считала, что можно достичь равновесия, точки, в которой мозг адаптируется к новым способам обработки информации без катастрофической перегрузки.

– Где её разработки?

– В её личной лаборатории должны быть заметки. Но после её смерти Кейн опечатала большую часть исследовательских материалов. Официально – для проверки на предмет биологической опасности. Фактически…

– Чтобы скрыть информацию, – закончил Малкольм.

– Именно. Но Элизабет была предусмотрительна. Она хранила резервные копии своих важнейших исследований в местах, о которых знали только самые близкие.

– Как Ковалева.

– Да, – кивнул Вайс. – Если кто и знает, где искать полные данные Элизабет, то это Ирина.

Малкольм почувствовал новую волну головной боли, более интенсивную, чем предыдущая. На этот раз к боли добавилась временная дезориентация – странное ощущение, будто он одновременно находится в нескольких местах или временах. Он видел лабораторию, но также и пещеры, и какое-то неизвестное место, напоминающее космический корабль или станцию с архитектурой, не похожей ни на что из известного ему.

– Детектив? – голос Вайса доносился словно издалека. – Детектив Харпер!

Малкольм с усилием сфокусировал внимание, возвращаясь в настоящее.

– Прошу прощения, – он покачал головой, пытаясь прояснить сознание. – Небольшой эпизод… дезориентации.

– Это не просто дезориентация, – встревоженно сказал Вайс. – Это временные смещения восприятия. Элизабет описывала похожие симптомы – моменты, когда она словно «выпадала» из настоящего, видя фрагменты других времен.

– Это галлюцинации?

– Не обязательно, – задумчиво ответил Вайс. – Если теория Элизабет верна, и артефакты действительно изменяют наше восприятие времени… возможно, вы действительно видите другие точки временного континуума.

Эта мысль была одновременно пугающей и захватывающей. Если такие эпизоды не просто нейрологические аномалии, а реальные проблески других времен, это открывало ошеломляющие возможности… и пугающие риски.

– Мне нужно больше информации о работе Чанг, – решительно сказал Малкольм. – Полные данные о её экспериментах и теориях.

– Будьте осторожны, детектив, – предупредил Вайс. – Если вы продолжите расследование, особенно с вашей степенью восприимчивости к артефактам, изменения будут прогрессировать. И я не могу гарантировать, что результат будет лучше, чем у Элизабет.

– У меня нет выбора, – ответил Малкольм. – Я уже вовлечен слишком глубоко. И если артефакты действительно содержат информацию, способную спасти миллиарды жизней…

– Тогда риск одной жизни кажется приемлемым, – закончил Вайс с пониманием. – Элизабет думала так же. Но помните – вы не только рискуете жизнью. Вы рискуете самой своей сущностью, тем, что делает вас… вами.

Малкольм кивнул, признавая тяжесть предупреждения. Но что-то внутри него, возможно, уже измененная часть сознания, подсказывало, что это путь, которому он должен следовать. Как будто его прибытие на станцию «Харон», его восприимчивость к артефактам, даже его прошлая травма – все было частью большего плана, разворачивающегося через время и пространство.

– Есть еще кое-что, о чем вы должны знать, – добавил Вайс, понизив голос до шепота. – Элизабет верила, что изменения, вызываемые артефактами, не случайны. Она считала, что создатели «Архивов» целенаправленно искали определенные типы нейронных структур, определенные личности, которые могли бы служить… проводниками.

– Проводниками для чего?

– Для активации полного потенциала «Архивов». Для установления настоящего диалога между нашим временем и будущим. Элизабет считала, что некоторые люди обладают врожденной предрасположенностью к такой синхронизации. И похоже, детектив… вы один из них.

Эта мысль не была полной неожиданностью для Малкольма. С момента прибытия на станцию он ощущал странную связь с происходящим, как будто все эти события были каким-то образом предопределены, словно он был выбран для этой роли задолго до того, как узнал о существовании «Архивов Плутона».

– Спасибо за откровенность, доктор Вайс, – сказал Малкольм, готовясь уйти. – Я ценю вашу помощь и предупреждения.

– Будьте осторожны, детектив, – еще раз предостерег ученый. – И если симптомы усилятся – немедленно обратитесь ко мне. Возможно, я смогу помочь замедлить процесс.

Покидая биологическую лабораторию, Малкольм ощущал тяжесть новой информации. Каждый разговор, каждое открытие не просто добавляли деталей к расследованию, но и углубляли его личную вовлеченность в тайну «Архивов». Он больше не был просто детективом, расследующим странный случай. Он становился частью феномена, возможно, ключевым элементом в плане, разработанном существами из