Этой ночью я сгораю - Кэтрин Дж. Адамс

class="p1">Он двигался так, что его губы впивались в мои то жестко, то нежно, чтобы я не успела прийти в себя. Когда он расслабился и прижался ко мне, я вся затрепетала. Его губы были в паре сантиметров от моих, и мне хотелось поцеловать их снова.

– Ты уже занималась этим раньше?

Я засмущалась и покачала головой.

– По-другому.

– Уверена, что ты этого хочешь?

Я кивнула, не в силах произнести ни слова.

– Я буду нежным.

Он ласково поцеловал меня. Он начал двигаться и погладил меня по подбородку. Задыхаясь, я напряглась от резкой боли, и он замер. Спина под моими пальцами стала твердой, как гранит. В тишине слышалось лишь наше быстрое прерывистое дыхание. Его сердце колотилось о ребра, я ощущала это всем телом.

– Хочешь прекратить?

Я покачала головой и постаралась восстановить дыхание, но мои ребра сковало желанием, отчаяньем и страхом, что станет еще больнее.

– Расслабься, – прошептал он.

Так я и поступила. Он ждал. А затем, убирая прядь волос с моей щеки, он прошептал:

– Больно больше не будет.

Он улыбнулся убийственно нежно.

Ох! Мои глаза распахнулись, и мы с ним встретились взглядами. Он был нежен и внимателен. Шорохи удовольствия клубились вокруг нас, сквозь нас, привязывая меня к нему, а его ко мне еще крепче, чем наши линии жизни. Он подвел меня к краю, с которого я уже падала. Мимо него. И вот я уже закрыла глаза, впилась ногтями ему в спину и упала. Он поймал меня, прижал к груди, и мы разбились вместе.

Дыхание у нас замедлялось. Капли пота холодили кожу, когда он осторожно отстранился от меня. Я натянула одеяло и повернулась так, чтобы прижаться спиной к его груди. Мы подходили друг другу, будто были созданы для того, чтобы лежать вот так. Словно некое высшее существо задумало, чтобы мы вот так свернулись в мерцающих отблесках огня в камине. Он провел пальцами по моей руке, и я вздрогнула.

Глаза слипались от усталости и удовлетворения. Я засыпала в его надежных объятиях. Он прошептал мне в волосы:

– Прости меня…

…Он разбудил меня еще до рассвета, поднялся с кровати и наклонился за одеждой. Застегивая рубашку, он накинул сверху куртку.

– Нам придется вернуться.

Я протерла глаза и села, наблюдая за его движениями и за тем, как контуры его мышц ловили свет и цеплялись за тени.

– Я не хочу возвращаться.

– Я тоже. Всего лишь на день.

– И тогда мы перестанем существовать.

– И тогда все закончится. Нож будет создан заново, и больше никто не причинит тебе боли.

Малин посмотрел на часы на каминной полке и вздохнул. Он выглядел таким взволнованным, что у меня не хватило духу признать очевидное и сказать ему, что я бы предпочла боль, чем вообще перестать существовать.

– Поторопись, иначе нас начнут искать.

– Малин?

Он поднял мое платье с пола, проверил, что кристаллы в кармане, и протянул мне. Я надела его через голову, внимательно наблюдая за Малином.

– Откуда ты знаешь, сколько у нас времени до того, как нас хватятся?

– Потому что, – ответил он, галантно придерживая дверь, – я спросил Алису. Тебе и впрямь стоило бы почаще с ней разговаривать.

– Ты сказал ей, что собираешься показать мне свою башню?

Он фыркнул от смеха, спускаясь по лестнице.

– Нет, Пенни, я и не упоминал о башне.

– Спасибо, – хихикнула я в ответ и схватила его за руку. – За то, что показал мне. Мне все очень понравилось.

Мы спустились по винтовой лестнице в темноту, и наш смех постепенно угас в тишине.

Глава 40

Только мы вернулись, как в мою дверь тут же постучали. Ответил Малин. Его волосы были растрепаны и очаровательно торчали в разные стороны. И он был совершенно голым, не считая простыни! Вот идиот. Почему он не представил себе одежду, когда мы переходили обратно? Этим утром на мне надета самая приличная ночная рубашка с глубоким карманом для кристаллов, которые мы вырастили в Смерти. Однако Малин, похоже, ничуть не расстроен тем, что на нем абсолютно ничего нет. Я слышала, как он ответил на стук, и попыталась вернуть самообладание. Любой, кто увидел бы меня, сразу бы понял, что именно произошло между ним и мной прошлой ночью… и что это значило.

Мне было положено стать Золоченой любимицей Смотрителя, бесчувственной и пустой игрушкой Малина. У меня ничего не должно было остаться во взгляде. Но этого не произошло. У меня во взгляде есть я, и я больше не могу скрываться.

Малин повысил голос. Я положила под матрас кристаллы в бархатных мешочках, а затем свернулась на боку, закрыла глаза и притворилась спящей. Дверь спальни распахнулась, и в нее прошагал Золоченый в обсидиановых доспехах.

Это был мой отец.

Он вытащил меня за руку из постели.

– Приказ Смотрителя, – рявкнул он холодным, как лед, голосом.

Малин проворчал:

– Она моя до обеда. Таким был уговор.

– Не сегодня, – ответил Золоченый, который раньше был моим отцом. – Он велел передать тебе, что ты получишь ее сегодня вечером.

По спине пробежал холодок, и я уставилась в пол. Уж если кто-то и заметит, что под маской скрываюсь я, это будет мой отец. Он отпустил меня и рявкнул:

– Одевайся!

Малин расправил плечи и встал между нами.

– Убирайся!

Золоченый выпрямился. У меня замерло сердце. Он был такого же роста, как Малин. Они пристально смотрели друг на друга. Я уставилась себе под ноги. Мне хотелось сказать Малину, чтобы он успокоился и что мы были слишком близки к развязке, чтобы всем рисковать из-за последствий этой стычки.

Первым не выдержал Золоченый:

– Смотритель приказал…

– В данный момент меня не волнует ни один, даже самый ничтожный, приказ, – холодно сказал Малин. – Я совершенно голый, ты разбудил меня на час раньше, чем это для меня приемлемо. Да и мой отец вряд ли поблагодарит тебя за то, что ты приведешь ему Ткачиху Смерти в ночной рубашке еще до того, как она почистит зубы. Так что убирайся из моих покоев и жди в холле. Я приведу ее к тебе, когда сам с ней закончу. Ты меня понял?

Я никогда не слышала, чтобы голос Малина был так похож на тон его отца. И никогда я так этому не радовалась.

Мой отец сжал челюсти. Он громко сглотнул и крепко сжал в кулак руку, висевшую вдоль тела. Я украдкой бросила на него взгляд из-под ресниц; он смотрел на Малина, и в его