Даниэль Клугер - Дело об убийстве в винограднике

Ницан быстро вышел и прикрыл за собой дверь.

— Пойдемте, пойдемте, — сказал он, увлекая госпожу Баалат-Гебал назад в коридор. — Нам здесь делать нечего. Ничего интересного, уверяю вас.

— Что с Энненет? — спросила престарелая дама, делая слабую попытку высвободить руку. — Она мертва?

— Мертвее не бывает, — мрачно ответствовал Ницан. Он совсем было собрался уходить — и увести госпожу Баалат-Гебал, — но тут взгляд его вновь упал на амулеты над дверью. Ему показался странным оттенок камня, из которого был вырезан миниатюрный тимпан с именем госпожи Сэрэн-Лагашти. — Погодите-ка, — сказал он своей спутнице и осторожно снял амулет. Мгновенная острая боль пронизала его руку — как недавно у саркофага Сивана. Ницан шепотом выругался, спрятал амулет в карман. Большой и указательный палец жгло так, будто он прикоснулся к раскаленному углю. Сыщик прошептал охранительное заклинание. Боль ослабла, но на кончиках пальцев проступили красноватые следы, словно от миниатюрного раскаленного тавра. Затем, немного подумав, он снял и обе боковые печати.

Госпожа Баалат-Гебал молча следила за действиями Ницана, ничего не спрашивая. Так же молча она позволила сыщику увести себя от двери несчастной Энненет. Усадив престарелую даму в гигантское кресло, сыщик налил ей полбокала розового вина и сел напротив.

Госпожа Шульги сделала глоток и как-будто немного пришла в себя.

— Как это могло случиться? — вопросила она голосом, вновь обретшим обычную мощь и гулкость. — Только вчера… — ее глаза мгновенно покраснели. — Что произошло с Энненет?

— Насколько я могу судить, ашшурская оспа, — хмуро ответил сыщик. — Когда вы ее видели в последний раз?

— Вчера, — ответила госпожа Баалат-Гебал. — Вчера утром. И никаких признаков ашшурской оспы у нее не было, — она прижала к губам платок и всхлипнула.

Ницан тяжело задумался. Безусловно, столь скоротечное развитие болезни, не могло считаться обычным. Ашшурская оспа — в старину ее называли «лихорадкой Ламашту», — поражала и взрослых, и детей. Для последних дело чаще всего заканчивалось выздоровлением — правда, на всю жизнь у них оставались зловещие отметины-рубцы, напоминавшие видом крохотные птичьи следы. Заболевших взрослых в подавляющем большинстве случаев ожидала мучительная смерть. Выздоровления бывали крайне редко.

— Бедная Энненет… — грудным шепотом произнесла госпожа Шульги-Зиусидра-Эйги и громко высморкалась в платок. — Она так радовалась неделю назад…

— Да? И чему же? — спросил Ницан без особого интереса.

— Я и сама толком не знаю. Что-то связанное с наследством. Умер ее кузен, судовладелец с Тростникового моря. Насколько я поняла, Энненет собиралась подарить своему очередному протеже — она любила молодых мужчин, бедняжка, — то ли корабль, то ли виллу на побережье. Позавчера еще она крупно поскандалила с казначеем Кислевом. Кислев то ли еще не перевел деньги на покупку, то ли перевел не туда, то ли не так… — госпожа Баалат-Гебал махнула рукой. — Сейчас-то какая разница?

— Да, это верно… — Ницан немного подумал. — Скажите, а какой маг обслуживает храмовый комплекс? Не знаете случайно?

— Откуда мне знать?

— Ну да, конечно… — сыщик осмотрел нывшие пальцы. Следы уже потемнели.

— Зачем вам понадобилась печать с двери Энненет? — спросила госпожа Баалат-Гебал. Ницан неопределенно пожал плечами.

— Появилась одна мысль, — ответил он нехотя. — Попробую проверить… Послушайте меня внимательно, госпожа Баалат-Гебал, — сказал он. — Только не спрашивайте ни о чем. Просто сделайте то, о чем я вас попрошу. Никому не говорите, что мы с вами были в покоях вашей подруги и видели то, что случилось. Ни при каких обстоятельствах. Это первое. Второе: никому не говорите о моем сегодняшнем визите. Если же меня застукают на выходе, скажите, что я… ну, что вы давали мне какое-то поручение к вашему племяннику. Пустяковое поручение. И что я, в силу собственной безответственности, так его и не выполнил.

— Есть третье указание? — деловито поинтересовалась госпожа Шульги-Зиусидра-Эйги.

— Есть. При любом событии, даже незначительном — если оно покажется вам хоть чуть-чуть подозрительным — немедленно свяжитесь со мной. Хоть днем, хоть ночью. Немедленно. Обещаете?

— Обещаю, — серьезно ответила старая дама. — Конечно, обещаю!

Ницан взглянул в ее глаза и с облегчением отметил отсутствие страха. Он еще немного посидел для приличия, поднялся с табуретки, шагнул к двери, но тут же вспомнил о том, что он «весьма воспитанный молодой человек», вернулся, быстро поцеловал руку хозяйке апартаментов.

Госпожа Баалат-Гебал нетерпеливо сказала:

— Да ладно, уходите же поскорее! А то вас действительно кто-нибудь, как вы выражаетесь, застукает!

Ницан осторожно закрыл за собой дверь. Задерживаться более он не мог. Оставалось надеяться, что природная энергия и оптимизм царственной дамы быстро возьмут верх.

В вестибюле дома престарелых никого не было, так что сыщику удалось благополучно выбраться из приюта для престарелых и смешаться с большой группой прихожан, возвращавшихся в Тель-Рефаим после утреннего богослужения в малом храме. Как раз в это мгновение на дороге показался старый грузовик. Сыщик проголосовал.

Трясясь в кузове среди ящиков с виноградом, Ницан вспомнил унылый голос за дверью апартаментов Баалат-Гебал.

— Преподобный Кислев, — пробормотал он. — Преподобный Кислев…

И вновь, как в случае с убитым Сиваном, память не желала отзываться, хотя какие-то смутные ассоциации у сыщика вызывало и это имя.

Попутка довезла его до городской окраины. Здесь Ницану пришлось выйти — проезд сельского транспорта в Тель-Рефаим в преддверье Дня священного бракосочетания был запрещен.

Он двигался прогулочным шагом по широким, заполненным толпами улицам. Горожане находились в состоянии предпраздничного возбуждения, повсюду гремела музыка. Несмотря на то, что солнце стояло еще довольно высоко, многие витрины уже вовсю засверкали разноцветными огнями, вполне способными поспорить яркостью своей с солнечным светом.

Наверное, у одного Ницана настроение было близким к похоронному и никак не соответствовало общей атмосфере царившей в Тель-Рефаим. Успокаивала его и поднимала дух — чуть-чуть, примерно, на полградуса, — уверенность в том, что благодаря предпраздничным хозяйственным хлопотам мало кому придет в голову обращать на него внимание и тем более идентифицировать его с опубликованным в газетах портретом преступника. Даже полицейским. Во всяком случае, задумавшись Ницан уже несколько раз проходил в опасной близости от полицейского патруля, но бело-голубые стражи порядка и ухом не повели. Не исключено, правда, что в связи с чрезмерной загрузкой на праздничное патрулирование отправили големов, а те выполняют только поставленную перед ними задачу: не допускают уличных правонарушений.