Плетельщица снов - Наталья Журавлёва

Лусия потупилась.

— Я не знаю, — тихо произнесла она. — Это вторая вещь, которая не дает мне покоя уже двадцать лет.

Мне вдруг стало ужасно жаль Лусию.

— А какая первая? — осторожно спросила я.

Матушка Бульк вновь посмотрела в окно и после недолгого молчания произнесла:

— Я позволила им это сделать, понимаешь? Позволила изгнать из города свою лучшую подругу, потому что надеялась, что все само собой уладится, и тогда Вуна однажды вернется. Но ничего не уладилось, она навсегда осталась изгоем. Не этого она заслуживала, совсем не этого! Вуна была мне, как сестра, а я предала ее, предала нашу дружбу.

Последние слова Лусия едва смогла произнести. Ее душили слезы.

Я склонилась и крепко обняла матушку Бульк.

— Вы не виноваты, — поглаживая ее по плечам, сказала я. — Вы не могли предугадать всего.

Лусия плакала беззвучно, и лишь ее судорожно подергивающееся тело под ярким одеянием свидетельствовало о том, как ей сейчас тяжело.

— Уже много позже я узнала, что Вуна вышла замуж за какого-то фермера и уехала вместе с ним, — взяв себя в руки, произнесла Лусия. — Она не сообщила мне, куда в конце концов отправилась, не написала ни одного письма за два десятка лет. Лишь с твоим приездом я узнала, что все это время Вуна жила в деревеньке под названием Большие Котлы и занималась знахарством.

— Вы думаете, что она не писала, потому что до сих пор обижается на вас? — мягко спросила я.

— Обижается? — Лусия отстранилась от меня и промокнула глаза передником. — Это слишком простое слово, чтобы описать им ту боль, которую она наверняка испытала после того, как поняла, что я ее бросила.

У меня не было ответа на вопрос, почему Вуна решила скрыться от всего мира, но мне очень хотелось утешить матушку Бульк, поэтому я сказала:

— Лусия, вы слишком строги к себе, а Вуна не из тех, кто затаивает обиды. Я думаю, что она не писала, не потому что считает вас предательницей, а потому что ей было слишком тяжело вспоминать о своей прошлой жизни в Бергтауне, к которой она больше не могла вернуться.

Матушка Бульк затихла, осмысливая мои слова:

— И вы ничем не могли ей помочь, — добавила я. — Было бы странно, если бы вы тоже решили выйти замуж за фермера из Больших Котлов, только чтобы не бросать подругу.

Лусия подняла на меня влажные глаза:

— Мия, тебе никто не говорил, что у тебя настоящий талант утешать? — хитро прищурилась она. — Тебе бы целительницей быть или плетельщицей снов.

Мы рассмеялись, и вновь крепко обнялись.

— Извините, что налетела на вас с упреками и претензиями, — произнесла я. — И спасибо, что помогли осуществить мою мечту. Думаю, вы правы: узнай я заранее, что произошло здесь двадцать лет назад, я бы не осмелилась открыть собственную лавку снов.

Лусия погладила меня по голове, совсем как это делала матушка Вуна:

— Теперь ты настоящая деловая госпожа, и не стоит приуменьшать собственных заслуг. То, что ты создала, ты создала сама, я лишь оградила тебя от ненужной информации.

— Спасибо, — от всего сердца произнесла я.

В прихожей хлопнула входная дверь, и мы с Люсией переглянулись.

В кухню крадучись зашел Максимилиан. Похоже он не ожидал встретить здесь кого-то еще в столь поздний час.

За те дни, что я не видела Флема, он осунулся и выглядел уставшим. Костюм-тройка — в данном случае цвета серого гранита — по-прежнему сидел на нем идеально, но весь был перепачкан грязью, а край левой штанины и вовсе порван. Волосы растрепались и спутались, делая его похожим на шкодливого мальчишку, которого ждет нагоняй за то, что слишком поздно вернулся домой.

— Добрый вечер, — произнес Максимилиан, и его взгляд заскользил по моему лицу и волосам, пока не остановился на глазах, словно он пытался прочитать, о чем я сейчас думаю.

Я ощутила, что уже очень давно не видела Максимилиана, и поняла, как соскучилась по нашим совместным вечерам на кухне, по его ироничному чувству юмора и безусловной поддержке. После того как я узнала от Ванессы Торн, что Макс проводит дни напролет вовсе не с ней, я наконец разрешила себе посмотреть на него иначе.

Я все смотрела и смотрела на Максимилиана, не в силах отвести глаз.

— Уже так поздно, а я по-прежнему забываю запирать входную дверь на ночь, — посетовала матушка Бульк и торопливо поднялась со стула. — Да и спать мне давно пора. Спокойной ночи, мои дорогие!

Лусия так быстро исчезла из кухни, что я даже не успела пожелать ей доброй ночи в ответ.

Мы с Максимилианом остались наедине. Кажется, мое желание исполнилось быстрее, чем я успела его осознать.

— Если ты голоден, то есть блинчики и тыквенная запеканка, — я попыталась вести себя, как обычно, стараясь не обращать внимания на странное чувство, заставляющее все мое тело дрожать.

Максимилиан кивнул и сел на тот же стул, где совсем недавно сидела Лусия.

— Надеюсь, блинчики достаточно пересолены, а запеканка изрядно подгорела? — улыбнулся он, и от одного его взгляда внутри у меня все привычно потеплело, а на губах заиграла ответная улыбка. — В противном случае, я отказываюсь это есть.

— Будь спокоен, — ответила я в том же тоне, стараясь не показывать, что и сама улыбаюсь до ушей. — Все именно так, как ты любишь.

Через минуту перед Максимилианом стояли две тарелки с едой и чашка с какао. Я же уселась по другую сторону стола, так что теперь нас разделяла широкая столешница и растянувшаяся на ней Клотильда в придачу.

Флем скинул пиджак, расстегнул рубашку и так быстро справился с тыквенной запеканкой, что вряд ли вообще ощутил ее вкус. Не удивлюсь, если за целый день он, как и я, вообще ничего не ел.

— Как дела в лавке? — спросил Макс, запивая три проглоченных блинчика большими глотками какао. — Насколько я слышал, от клиентов отбоя нет.

Не без удовольствия я отметила про себя, что Макс, несмотря на собственную занятость, интересовался и моими делами.

— Это так, и я ужасно этому рада, — скромно сказала я. — Может как-нибудь зайдешь?

— Может как-нибудь и зайду, — неопределенно ответил Флем.

— Слишком много дел, да? — я поймала себя