Барон фон дер Зайцев (СИ) - Шопперт Андрей Готлибович

Спустился, чтобы умыться, Иоганн во двор. Вспомнил про ту бочку у стены полутораэтажного хозяйственного дома. Бочка была на месте. И она была полна воды. И даже стало ясно сразу, что она и являлась, в том числе умывальником, для обитателей замка. Вот только это знание радости Ивану Фёдоровичу не доставило. Над бочкой нависал их длинный, худой как самая высушенная вобла, управляющий Отто Хольте. Дядьке лет сорок, наверное, даже с хвостиком. Хвостик имелся. Волосы на голове были чёрной лентой связаны в конских хвост. Сиво-блондинистые были волосы. Капли воды стекали по чеховской бородке, седой напополам, и усам, ещё более седым, назад в бочку и это было бы терпимо, но этот немец — перец — колбаса плевался в неё, отфыркивался и сморкался. И как после него умываться⁈ Не, настолько толерантным и небрезгливым Иван Фёдорович не был. Расхотелось умываться.

Нужно изобрести умывальник. Как в армии у них был, с пипочками, чёрт его знает, как эта штука на самом деле называется. Шток? Клапан?

Иоганн подождал, пока управляющий вдоволь насморкается в бочку, и окликнул его.

— Герр Отто, мне нужен небольшой лист бумаги и карандаш.

Немец утёрся подолом белой довольно рубахи (то есть, нужно ещё и полотенце изобрести?) и глянул на небо. Ага, понятно, ждал пока лист бумаги спикирует с небес. А не получилось чуда. Не колдун, выходит. Даже карандаш не смог наколдовать.

— Я принесу, Иоганн. А скажи мне, зачем тебе это? — и взгляд как у Марьванны из анекдотов про Вовочку. Точно подвоха ждёт. Теперь нет брата Гришки, и этот бес малолетний, по недоразумению названный Иоганном, а не Вельзевулом, будет издеваться над ним.

— Хочу кузнецу заказ один сделать.

— Хм, надеюсь во благо? — точно подозревает в чем-то нехорошем, а сам, блин, всю бочку оплевал и обсморкал.

— Клянусь Девой Марией! — интересно, а почему здесь мать Христа почитают больше, чем самого Христа, и при этом к женщинам относятся как к вещи говорящей?

— Пойдём, прямо сейчас выдам, а то потом закручусь. Уборка урожая идёт. Забот хватает. Мне покажешь? А то у кузнеца хватает работы, — управляющий потряс головой, с бороды стряхивая капли на Иоганна, и, развернувшись на пятке, быстрыми шагами направился к тому самому полутораэтажному дому. Там на полуторном этаже, в мезонине пусть будет, хотя скорее в мансарде, окно больно маленькое и стен практически нет, и была его комната, где немец и спал, и ел, и вёл учёт доходам довольно большого хозяйства барона фон дер Зайцева.

В огромной мансарде мебели было… три. Стол стоял, заваленный бумагами. Это шутка. Там четыре листа серо-коричневой бумаги формата А4 лежало. Но ведь не стопкой. Вразнобой лежали. Хде немецкая пунктуальность и педантичность? Где орднунг? Ещё на столе стоял глиняный подсвечник с маленьким огарком свечи и лампа масляная, почти как у Аладдина и явно из тех мест. А раз чёрная почти, то должно быть из серебра? Дорогая тогда вещица. Второй мебелью была скамья у стола. Эдакая садово-парковая, со спинкой. В углу подальше от окна была кровать с балдахином складчатым. Окно открыто, и раз август, и конюшня рядом, то в мансарде было полмиллиона мух. Если их всех поймать и спрессовать, то можно курей десяток целый год кормить такими брикетами.

— Держи, штифт потом вернёшь.

Штифт (Stift)? Свинцовая палочка. А вот интересно, когда слово карандаш появилось и что оно значит, как переводится? Кара — это чёрный. Из тюркского, стало быть. Даш? Пусть будет — камень.

— А можно два листа, хочу ещё и плотнику заказ сделать, — это Иван Фёдорович сейчас придумал, разглядев четвёртую мебель в комнате Отто, тот из неё выудил лист небелой бумаги. Под столом стоял сундук и исполнял обязанности шкафа для одежды, книжных полок и ящиков письменного стола. В замке есть плотник. Чего бы его не озадачить изготовлением всех этих нужных предметов.

Событие четырнадцатое

Зовут кузнеца Галминас. Ну, как зовут? В церковных книгах так записан. Русские же никогда иностранные имена и фамилии не запишут и не произнесут как положено. Обязательно исковеркают, под себя переиначат. Потому, русская часть баронства зовёт кузнеца Гена. Но и жемайтинцы тоже по имени родному кузнеца не зовут, обзывают Угнисос, это огонь по-жемайтски. Полностью Галминас этому прозвищу соответствует. Во-первых, он кузнец, во-вторых, он рыжий, не прямо, как огонь, но рыжий. А ещё правая рука у него прилично обожжена, вся такая корявая в страшных шрамах. Смотреть на неё жутко, словно лапа огненного демона из Преисподней. И имя демону — УГНИСОС!

С размещением заказа на умывальник у Гены Угнисоса сразу не заладилось у Иоганна. Две вещи выяснилось новых для Ивана Фёдоровича. Первая — далеко не все в мире знают русский. Как, впрочем, и немецкий. И вторая. Он не знает жемайтский. Спрашивается, какого чёрта, ты тут живёшь, мать твою, да хоть и без матери, общаешься с народом, так выучи язык. Немецкий же выучил, русские ещё, русский матерный опять же. Почти полиглот, так освой ещё и язык, на котором все вокруг общаются. Нет. Так, по самым-самым верхушкам. Есть, пить, дай. Этих слов точно недостаточно, чтобы объяснить такую сложную техническую придумку, как рукомойник. Ну и кузнец гад. Живёт в немецком государстве и у русского барона, возьми оба языка и выучи. Нет, не бельмеса. Только: эссен, тринкен, талер. Менять нужно население.

Кузнец жаром пыхал, вышел раскочегаренный из своей бездны и, хлебнув воды полный ковш, и второй на голову вылив, ткнул пальцев в рожицу синюю Иоганн. Заржал. В прямом смысле, смех дурацкий такой.

— И. Га-га. И. Го-го.

Дальше околесицу на тарабарском понёс. Иван Фёдорович ему рисунок умывальника сунул и стал сверхзадачу ставить на русском. Головой крутит кузнец. Парень перешёл на немецкий, головой трясёт кузнец.

— Твоя мая понимай? Вот так арбайтен. Дарути (делать — литовский).

Головой трясёт и пальцем страшным в листок тычет, говорит чего-то. Вроде лес по-жемайтиски прозвучало. Это кузнец что, лесом его послал?

Иван Фёдорович плюнул и пошёл в католическую церквушку в центре Кеммерна. Святой отец Мартин точно знает местный язык, отец Иоганна барон Теодор всегда его в качестве переводчика привлекал, тоже не боярское это дело язык хлопов учить.

Эта постройка, насколько Иван Фёдорович разбирался в архитектуре называется у католиков Ораторий. Небольшая полукруглая церквушка пристроенная одной стороной к жилому дому, в котором и обитал святой отец Мартин. Бытует мнение, что это у русских батюшек семья обязательно есть, с попадьёй, а у них там у католиков полный целебат. Так нет. У низшего белого духовенства и у католиков семьи. Не у всех и не везде, но есть. Отец Мартин был поляк из греко-католиков, и у него имелась жена и четверо детей. У православных к жене священника обращаются матушка, а тут в католическом мире — имость.

Эта самая имость Иоганну и открыла, когда он в дверь оратория постучал.

— Иезус Мария! — увидела полная низенькая женщина с метлой в руке синюю рожу пацана и попыталась его огреть метлой.

— Имость Гонората! Это я, Иоганн! Позовите святого отца! — с большим трудом но увернулся от летящей в лоб метлы барончик. Метла всё же шоркнула по подбородку, оставив запах чего-то горького. С полынью пол моют? Чтобы всякие блохи не заводились?

— Иезус Мария! Иоганн⁈ Ты побывал в Аду? Хочешь исповедаться, но ты ведь не католик? Тогда зачем тебе нужен Мартин? — забросала имость его вопросами.

— Прямиком из Ада. Позовите отца Мартина, меня за ним послали, — ну, а чего, ей можно метлой баронского сына охаживать, а ему пошутить нельзя.

Хрясь. Метла в этот раз в лоб врезалась, а дверь с треском почти сразу закрылась. Плохо мы воспитываем нашу молодёжь. Не, ну так-то имость Гонората Ивану Фёдоровичу в дочери годилась.

— Святой отец! Это Иоганн! Вы мне нужны! — завопил парень, когда горечь полынную с лица стёр, очень аккуратно не касаясь носа.

Пару минут стояла тишина, а потом священник всё же соизволил выйти. Смотрел осуждающе. Жена успела нажаловаться.