Пленники раздора - Алёна Артёмовна Харитонова

глаза на волколака. – Где ты их взял?

– Купил, – ответил он.

– Купил? – Девушка поднялась и сказала жёстко: – У тебя нет денег. Ты не мог купить. Значит, украл?

– Говорят тебе, купил, – ответил оборотень, растерянно глядя на неё снизу вверх.

Лесана вдруг подумала, что будь он в этот миг волком, то стоял бы ощетинившийся и оскалившийся.

– Скажи правду, – потребовала она.

– Да чтоб тебя! – выругался Лют. – Вот есть же дуры!

Он всадил кулаком по резному столбику крыльца так, что дерево жалобно застонало. А в следующий миг вниз по ступенькам метнулась серая звериная тень. Лесана осталась стоять, держась за перильце. И треклятые бусы, зажатые в кулаке, покачиваясь, свисали до деревянного порога.

Девушка сызнова села, перебрала огрубелыми пальцами крупные гладкие горошины. Красивые бусы. Жаль, что ворованные. С другой стороны, как он мог украсть? У него же глаза завязаны и сноровки никакой. Но купить? Такое украшение стоило денег. А оборотень лишь несколько седмиц назад узнал, что это такое…

– Лют! – Лесана окликнула волка, который сидел посреди двора и глядел на вынырнувшую из-за туч луну. – Лют! – Девушка спустилась к нему. – Скажи, ты взаправду их купил?

Он перекинулся. Подошёл.

– Думай, как больше по душе. Купил, украл… Какая разница? Это бусы. И они твои. Хочешь – носи. Не хочешь – выброси. Я лишь хотел попросить прощения. – Волколак подставил шею, чтобы обережница застегнула науз, а потом буркнул: – Идём в дом. Завтра вставать рано.

Лесана пошла следом. Ей было разом и стыдно, и любопытно: как, откуда?

Больше в тот вечер они не сказали друг другу ни слова.

* * *

Нынешний обоз оказался небольшой: всего четыре телеги. Лесана, Лют и Тамир устроились на последней. Как ни боролась обережница с собой, но выбросить бусы у неё не поднялась рука. Поэтому украшение висело, где и положено: на шее хозяйки поверх льняной, небогато вышитой рубахи.

Лесана корила себя за малодушие, но всё-таки наступила на собственную совесть. Бусы были очень красивые. Именно о таких она тайком грезила первые годы жизни в Цитадели.

Дорога тянулась. Монотонно мелькали деревья. Пахло весной. Жаль, солнце спряталось, и по небу неслись серые тучи. Быть дождю.

На ночлег остановились засветло. Развели костёр, поставили похлёбку.

Взялся накрапывать дождь.

– Лесана, – позвал Лют. – Выведи меня.

– Что ещё? – спросила обережница. – Темнеет уже.

– Выведи. Надо.

Девушка повернулась к Тамиру.

– Мы недолго.

Колдун задумчиво кивнул. Нынче с утра он выглядел так, словно производил в уме сложные подсчёты. Но резу подновил. Лесана за этим следила. Она спросила его, что не так, но Тамир ответил только:

– Маетно. А отчего – не пойму.

Будто ей не маетно.

Они с Лютом отошли подальше от обережного круга. Как только место привала и спутники скрылись за деревьями, и лишь огонёк костра поблёскивал за стеной чёрных стволов, девушка спросила:

– Чего ты?

– Разреши перекинуться, – попросил Лют. – В груди печёт. Боюсь, не вызвериться бы.

Лесана вздохнула.

– Недолго только. Ладно?

Волколак кивнул.

Перекинувшись, он навернул пару кругов между деревьями, покатался по земле. Несколько раз встряхнулся. Ещё побегал.

В лесу становилось всё темнее. Сопутчики могли заметить столь долгое отсутствие. Тамир, конечно, выгородит, но всё одно пора возвращаться.

– Лют, – позвала Лесана. – Нам пора.

Оборотень перекинулся и, улыбаясь, направился к ней.

– Посмотри-ка, – сказал он, подходя к обережнице и протягивая ей несколько веток не то бузины, не то лещины.

Девушка подалась вперёд.

– Что?

– Листья проклюнулись, – ответил Лют.

Лесана наклонилась, чтобы разглядеть раскрывшиеся клейкие почки, но в этот самый миг тонкие ветви взвились.

Лют стегнул наотмашь: хлёстко, с оттягом.

От обжигающей боли потемнело в глазах. Обережница задохнулась, однако, даже ослепнув, не забыла вбитую за годы науку. Метнулась на звук.

Полыхнул дар. Но пленник извернулся ужом и врезал противнице ногой под колено. Лесана полетела наземь, стремительно перекатилась, уходя от удара по рёбрам, и вскочила. Сквозь пелену слёз она успела разглядеть стрелой нёсшегося в чащу зверя, почти наугад метнула вслед ему нож, а сама скорчилась на земле, прижав ладони к глазам. Дар унял боль, вернул зрение. Вот только драгоценные мгновения были потеряны.

На лес опустилась ночь. Волк исчез в чаще. И нож обережница потеряла.

* * *

Дурища! Вот как есть дурища! От бессильной злости Лесана врезала ногой по толстой сосне. Облегчения это не принесло и досаду не заглушило. Удар кулаком по могучему стволу тоже не принёс облегчения. Лишь костяшки ссадила до крови. Из груди рвался яростный вопль, но девушка изо всех сил душила его.

Дурища!

К месту привала она вышла злая, как Встрешник, и с таким лицом, словно готова убить любого, кто попадётся на пути. Старший обоза хотел было спросить, что стряслось, но ратоборец тронул его за локоть и покачал головой.

Ни на кого не обращая внимания, Лесана подошла к своей телеге, выдернула из-под кожаного полога котомку с вещами и остервенело рванула верёвку, стягивавшую горловину.

Чёрная рубаха, чёрные порты, чёрная верхница.

– Охолонись. – Тамир перехватил Лесанину руку. – Охолонись!

Его ладонь была сухой и холодной. Как у старика.

– Ушёл, – глухо сказала девушка, не глядя колдуну в глаза. – Упустила я его. Понимаешь?

– Не дурак вроде. Уймись.

– Я! Его! Упустила! Он знает столько всего… Серый с распростёртыми объятьями встретит. Вот же я дура Хранители прости! – Лесана ткнулась лбом в бортик возка. – Вот же дура-то…

– Не поспоришь.

Девушка задыхалась, вжимаясь в иссохшие доски. Что натворила? Всё и всех поставила под удар.

– Из Елашира нужно сороку отправить в Цитадель, – глухо сказала она. – И переоденусь завтра. Надоело притворяться.

Тамир кивнул. Видать, и ему надоело.

К ним подошёл Дёжа, обозный ратоборец. Молодой невысокий парень, русоволосый и темноглазый.

– А этот где? – Он неопределённо кивнул в сторону тёмной чащи.

– Нету, – ответила Лесана. – Убёг.

Вой покачал головой и посмотрел на девушку с жалостью. От этого взгляда ей захотелось взвыть так же, как некогда Лют.

А чего выть? Виновата!

Тамир забрался в телегу спать. А Лесана ещё долго сидела у камелька, обдумывая случившееся и безуспешно борясь с выедающим изнутри чувством вины.

Утро принесло с собой туман и сырость. Воздух был волглый и гулкий. Ночью прошёл дождь, дорога раскисла. Да и новый день не обещал ни солнца, ни тепла. Ну и весна нынче…

Лесана, вопреки давешнему желанию, не стала переодеваться. Устроилась в телеге, завернувшись в кожаную накидку, да так и просидела до самого вечера. В последующие дни пути захолодало, с неба сыпалась нудная морось, отчего на душе у обережницы становилось всё сумрачнее.

День приезда в Елашир