Фрилансер. Вольный копейщик - Сергей Анатольевич Кусков

пошли бы по тому пути, о котором ты говорил. Межнациональная ненависть — это страшное оружие, и у нас её МНОГО. Вот только мы — не среднестатистическая массовка Полонии. Мы прошли контракты, а кто-то и не один. И мы знаем, что такое армейское братство. И что такое армия единой большой страны. Как и понимаем мощь этой страны, к которой дома, что скрывать, относятся с пренебрежением. Знаешь, ты… Хотя, ты, наверное не поверишь, но мы с Каролем и Лехом тут не просто так главные. Сам видел, звания для комбатов маловаты. Однако народ слушается. Потому, Хуан, что мы — те самые умеренные. Остужаем горячие головы, кто твердит о превосходстве. Я не могу обещать, что эти идеи не восторжествуют. Но от имени всех, — он оглянулся на закивавших коллег, — говорю, что мы понимаем проблему. И сделаем всё для её решения в будущем. Тебе не придётся краснеть перед королевой, а когда придёт время, тебе не захочется выжигать огнём наши купола.

— Вы всего лишь люди, — покачал я головой. — Вас отодвинут, на ваше место придут радикалы, и…

— Хуан, у меня нет для тебя идеального решения, — развёл Ярослав руками. — Проблема есть. О ней знаешь ты, знает пятое управление, знает королева. О ней знаем мы, и мы делаем всё возможное, чтобы она не переросла во что-то большее, — обвёл он зал рукой. — Если готов взять нас на таких условиях — мы станем самыми преданными твоими сторонниками. Тем более ты один из нас, хоть и не признаёшь родства.

— Я этого родства просто не знаю! — воскликнул я — вырвалось. А напрасно, ибо поставил себя в позицию защищающегося… А, плевать! Пусть так и будет.

— То, что ты не помнишь о родстве, не значит, что его нет, — покачал головой Лех, командир первого батальона. — Мы понимаем — вы жили вдалеке, и дед рано умер. Хуан, если ты не станешь отказываться от нас… Наш народ тебя примет. Тебя не считают чужим. И дед твой прилетел за очень интересную статью. Уважаемую в наших краях, и тем более в нашей организации. Просто не отталкивай, и наши пойдут за тобой только потому, что ты — свой.

— М-да. — Кажется, я крякнул. — Ребят, я, похоже, самый «свой» на этой планете. Во всех секторах, включая ваш. А ревновать не будете? К другим «своим»?

Народ зашептался, после засмеялся.

— Было бы с чего. — Кароль поднялся и подошёл, протянув руку. — Ну так что, Хуан Шимановский, добро пожаловать домой?

Глава 12

От чистого истока в прекрасное далеко…

Глава 12. От чистого истока в прекрасное далёко…

— И пусть никто не упрекнёт нас!

(девиз «Кровавых Воронов», WH40К)

Программа закончилась, новости ушли на спорт, смазливая ведущая в красном платье с декольте сменилась на мужчину, бывшего спортсмена, что-то начавшего вещать, что, несмотря на сложную политическую ситуацию, чемпионат Венеры по плаванию в Омегаполисе проходит без изменений и сдвигов графика. Я тяжело вздохнул и проткнул пальцем сквозь голографическую иконку, выключая звук.

— Сеньор Самаранч, ваши выводы? — повернулся к эксперту.

— Минутку, ваше высочество… — поднял он палец в жесте: «Я задумался, но скоро дам ответ». Сидящая в противоположном конце стола штаба Сильвия заулыбалась.

Самаранч, Хосе Альберто — штатный политолог сеньора Феррейра. И не надо недооценивать мощь словосочетания «штатный политолог» в применении к этой семье. От выводов этого человека зависит, как поведёт себя дон Октавио. Ему на стол ложатся сводки аналитиков, он же готовит документы, которые ложатся на стол дону. Одна ошибка в его прогнозах, один неверный совет/рекомендация… Нет, увольнением там не отделаешься, рискуешь исключительно головой. А значит в этом ремесле никуда без очешуенной чуйки, что сродни моей генмодифицированной интуиции. Я не со всеми его выводами и прогнозами согласен, но послушать человека стоит — любое его слово и любой аргумент, даже с которым не согласен, как минимум повод для глубоких раскопок.

— Да, сеньор Веласкес, я готов, — сделал Самаранч выводы, как бы встряхнулся, и даже тень улыбки пробежала по его губам. — Если мои слова вас заденут, то прошу заранее простить. В моём ремесле нет место эмоциям, хотя как человек, я, разумеется, и переживаю, и сочувствую, и, бывает, кусаю локти от досады. Но только за пределами рабочего кабинета. А потому кратко, но как есть — нам на руку эта ситуация с расстрелом.

Я тоже уже не тот мальчик, что нагло «быковал» в кабинете королевы после не состоявшегося расстрела старой версии сорок четвёртого взвода, и тем более не тот юноша, что перешагнул порог здания с бело-розовыми колоннами, так что зря он взывал к разуму. Я такой же циник и кровавый упырь, что росчерком пера обрекает на смерть тысячи, как все те, кто крутится на этом уровне власти. Может смешно звучит, но на самом деле даже Эдуардо и Изабелла могут взмахом ресниц как приговорить кого-то, так и вытащить из последней задницы. Если попадут в нужное место в нужное время, где происходит обсуждение объекта воздействия. Тут всё слишком серьёзно, чтобы позволить себе сейчас на этом месте привилегию быть человечным.

— Мы внимаем, — коротко кивнул, ибо за последнее пару дней мы с Сильвией (а она никуда без решения отца) отыгрываем… Принца. Я — Веласкес, и мы пытаемся это донести до массовки. А раз так, то я не имею права НЕ играть принца даже наедине с самыми близкими соратниками, вроде него. Мэры, губернаторы, главы корпораций — для всех я поднялся на уровень выше, чем просто абсолютный хищник и паладин. И дать слабину перед сотрудником… Надо привыкать, в общем. Так что властность из меня так и прёт, и не бейте за это тапками. Просто так надо.

Моё поведение встречает полное понимание — ни разу я ни у кого даже в уголках глаз не встретил намёк на насмешку, хотя подсознательно капец как этого боялся. Нет, народ не просто принял моё королевское высокомерие, но как будто перекрестился про себя: «Наконец это чудик взялся за ум и занимает то место, какое должен, не играя роль простолюдина». И вот такая реакция, если честно, поражает. Было бы привычнее продираться, доказывать, что я не верблюд, я «свой, буржуинский»… А тут строгая зеркалка. Где, на каком перекрёстке жизни, я ментально свернул