S-T-I-K-S. Сапфир - Игорь Витте

хотелось отвести взгляд, не смотреть в эти глаза, но он не мог. Какая-то страшная сила удерживала его. Он смотрел на еле заметную улыбку в уголках её рта, и внутри поднималось странное чувство покорности. Это было что-то новое. Раньше он никогда не испытывал ничего подобного. Малек понял, что это молчание и застывший взгляд в этот момент что-то делают с ним, с его психикой, превращая его в послушного, готового на всё раба. Нет! Он не хотел такой участи и, чтобы устоять и начать сопротивляться, попытался вызвать воспоминания последнего боя. Сознание с трудом, словно сквозь бетонную стену, прорывалось к ним, пытаясь вырваться из сжимающегося кольца воздействия Марфы. Она напоминала удава, который сжал в своих кольцах обречённую жертву и остекленевшими глазами наблюдал за её агонией. Но он так просто не сдастся.

– Где Пастырь и Коновал? – еле выдавил он первые за долгое время слова. – И где я вообще?

Марфа, не ожидавшая такого поворота, резко ослабила давление. Её неподвижные глаза скользнули в сторону, и она, выпрямившись, тихо произнесла:

– Пастырь здесь, решает свои дела и проблемы. А Коновал покинул нас уже давно.

Её сухой, скрипучий голос вновь заставил Малька вздрогнуть. Он отвёл взгляд от Марфы и оглядел комнату. Она была небольшой, но чистой и светлой. Всё напоминало больничную палату, но наличие шкафа и офисного стола говорило о том, что кровать, на которой он лежал, скорее всего, принесли сюда. Кроме Марфы в комнате находились ещё трое в белых халатах, накинутых поверх камуфляжа. Они стояли, словно братья-близнецы, с застывшими, совершенно бесчувственными лицами и такими же пустыми глазами, будто их лишили всех эмоций. Малек помнил этих троих. Они входили в одну из групп рейдеров, к которым он попал в начале пути в Улье. Правда, тогда это были совсем другие люди – весёлые, жизнерадостные. Теперь же они молча смотрели на него, как на пустое место.

– Где мы? – наконец спросил Малек, вновь повернувшись к Марфе.

– В стабе! Только это не наш стаб. Наш дозор встретил вас на дороге и привёл сюда. И вовремя. Если бы вы не встретились, Пастырь вряд ли довёз бы тебя до места. Но ничего, теперь всё хорошо! Ты в безопасности и под присмотром. Скоро поправишься и вновь встанешь в наши ряды. Твои братья позаботятся о тебе, а пока отдыхай!

Вопросов у Малька было много, но Марфа не дала ему их задать. Она встала и положила ладонь ему на лоб. Малек ощутил прикосновение сухой, горячей кожи к своему лбу и в тот же момент провалился в глубокий сон, словно его выключили.

За окном уже темнело, и светило вот-вот должно было превратиться в огромное количество тёмно-серых дисков, рассыпающихся по горизонту, когда Сапфир разбудило чувство голода. Оно пришло резко, как удар, – желудок сжался, издав низкий, ворчливый звук, будто внутри сидел запертый в клетке лотерейщик. Она открыла глаза, привычно щурясь от света, что ещё цеплялся за края открытых ставен, и тут же ощутила, как пустота в животе набросилась на неё с новой силой, требуя действий.

Рядом зашевелилась Луна. Кошка, свернувшаяся белым, пушистым клубком у её бока, сонно приподняла голову, потянулась, выгнув спину, и издала тихий, но настойчивый мявк – словно эхо голода самой Сапфир. Её голубые глаза уставились на хозяйку с лёгким укором, будто говоря: «Ты проснулась, так давай решай, что с этим делать». Желудок Сапфир вновь отозвался урчанием, громким и протяжным, и Луна, будто в ответ, муркнула громче, спрыгнув с кровати и начав кружить у ног, тычась мордой в щиколотки.

– Да знаю я, знаю, – буркнула Сапфир, садясь на кровати. Перина мягко вздохнула под ней, но она не дала себе расслабиться. Голод был не просто неудобством – он звал к действию, и она привыкла слушаться таких сигналов. Взгляд упал на рюкзак, брошенный у стены ещё вчера. Там было кое-что: пара консервов для Луны и небольшой запас для себя – кусок вяленого мяса и горсть сухарей, что она всегда таскала с собой на случай таких вот пробуждений. Не пир, конечно, но хватит, чтобы унять зверя в животе и дать голове ясность для размышлений.

Она потянулась к рюкзаку, вытащила жестяную банку с кошачьей едой и ловко открыла её ножом. Запах рыбного паштета ударил в нос, и Луна тут же оживилась, задрав хвост трубой и начав тереться о её руки с утроенной энергией. Сапфир вывалила содержимое на крышку банки и поставила её на пол. Кошка набросилась на еду с жадностью, урча от удовольствия, а Сапфир усмехнулась: «Хоть одна из нас сыта». Сама она достала банку тушняка и пакет, пакет с остатками хлеба, что набрали у в Точке у Полкана, и быстро вскрыв банку ножом, приступила к трапезе. Желудок принял подношение с ворчливой благодарностью, перестав на время терзать её спазмами.

Пока она ела, мысли заработали чётче. Где она вообще? Стаб, да, но какой-то странный, чужой. Вчера её сюда привели и оставили в этой комнате, так что придется разбираться самой. Еды тут явно не подадут на подносе, а спрашивать у местных – тех молчаливых теней с пустыми глазами – не хотелось. Рюкзак выручит ещё на день-два, но потом придётся искать что-то серьёзное. Может, на первом этаже есть кухня? Или на площади что-то продают? Она не знала, но сидеть и гадать не собиралась – голод подстёгивал, заставлял двигаться вперёд.

Луна, доев свою порцию, лизнула лапу и посмотрела на Сапфир, будто спрашивая: «А дальше что?» Сапфир прожевала последний кусок мяса, запила его глотком живчика из фляги и встала, чувствуя, как тело отзывается бодростью. Она уже собралась шагнуть к двери, когда за окном вдруг стало стремительно темнеть. Это был Стикс во всей красе – ночь включилась, как по щелчку, и светило окончательно распалось на россыпь тёмных дисков, растворяясь в чёрном небе. Но тишина, которую она ожидала, не наступила. С площади, куда выходило её окно, донёсся шум – приглушённые голоса, шаги, какой-то металлический лязг. Разговоры, резкие и отрывистые, переплетались с топотом ног, и в этом звуке было что-то живое, тревожное, требующее внимания.

Сапфир замерла, прислушиваясь. Луна тоже насторожилась, прижав уши и уставившись на окно. Что там происходит? Она шагнула ближе к окну, чувствуя, как любопытство переплетается с настороженностью, и голод, ещё минуту назад такой властный, отступил перед новым импульсом – узнать, что творится снаружи. По белым стенам с неровной штукатуркой заплясали оранжевые отблески пламени факелов. Она замерла, когда волна чужих эмоций