Пленники раздора - Алёна Артёмовна Харитонова

живым охотником, которого прятали в одной из пещер, значило потерять в кровососе пусть худого, но союзника и обрести врага. После таких откровений волкам точно не позволят и дальше оставаться в Переходах.

– Вернётся. Куда она денется, – успокоил Зван собеседника. – Как ей без стаи?

Серый мрачно кивнул.

– Я об другом с тобой поговорить хотел, – оживился вдруг вожак кровососов. – Едва не позабыл из-за девки этой беспутной. Тут ведь вот какое дело: один из ребят моих, когда на охоту ходил, на обоз наткнулся. Ну и затаился в кустах, чтоб послушать, о чём люди промеж собой треплются. Говорит, болтали, будто в конце четвертой седмицы зеленника́ из Гро́дны через Цитадель и Шарнавку в сторону Семи́лова пойдёт богатый обоз: повезут добро для ярморочного торга. Народу много поедет. А с ними трое охотников. – Зван посмотрел со значением и продолжил: – Сам знаешь: нынче охотиться всё сложнее. Хранители ведают, что тому виной, но охотники осторожничать стали, по одному не ездят. А тут обоз: ткани, снедь, шерсть, утварь.

Серый задумался.

– Трое охотников, говоришь?

Зван кивнул и пояснил:

– Против троих мы не выдюжим. Может, подсобишь?

Волколак на мгновение замер, прикидывая в уме выгоду и убытки, которые сулило это предложение.

– Что за места там знаешь? Ежели нападать, так наверняка, чтоб и добычу не упустить, и со смертью разминуться.

Зван кивнул, положил на стол застиранный рушник, изогнув его, чтобы изобразить дорогу.

– Вот тут, на полпути к Семилову, есть старая гать. – Возле рушника утвердилась кособокая глиняная миска. – Перед ней всегда становятся на ночлег. С одной стороны там топь, с другой – лес.

– Надо сходить разведать. И тогда уж думать, – сказал Серый, а потом всё-таки спросил ещё раз: – Зван, ты уверен, что никто из твоей стаи не помогал моей волчице?

Кровосос нахмурился.

– Ты уж не обессудь, Серый, но после того, что твои прибылые у Горячего Ключа учинили, не сыщешь тут охотников волкам помогать.

Серый хмыкнул, но так и не решил, верить Звану или нет.

– Я подумаю над тем, что ты сказал.

– Ежели пойдёшь на месте осмотреться, с собой позови, – ответил Зван. – Я бы тоже наведался. Дело-то, ежели выгорит, окажется прибыльным.

Волколак кивнул и ушёл.

Глава 39

Из Тихих Брод обережники собирались выехать через пару дней. Лют извёлся в ожидании. О том, чтобы дать ему перекинуться и отправиться на вольные хлеба здесь, не могло быть и речи.

– Тут рысиное царство, – втолковывала ему Лесана. – Понимаешь?

В ответ на эти более чем разумные слова волколак только мученически вздыхал. От скуки и ожидания он сделался куда более ядовитым и желчным. Впрочем, Лесана уже пообвыклась с его нравом, и такие резкие перемены больше не вызывали в ней ни недоумения, ни досады. Знала: угомонится.

Куда больше обережницу беспокоил Тамир. Иногда он будто становился самим собой, но другой раз глядел так, что Лесане хотелось спрятаться от обращённого на неё тяжёлого и чужого взгляда.

– Я видела: ты каждый день подновляешь резу, – сказала она однажды. – Тогда почему… так… – Она не могла подобрать слов.

– Ивор силён и очень стар, – ответил колдун. – Я перед ним щенок. Он пытается власть над телом взять.

Лесана покачала головой.

– Ты говорил: он обережником был. И помнит всё. Почему же тогда?

– Был, – с нажимом сказал Тамир. – Именно что был. А теперь он – навь. Душа обезумевшая. Поэтому ты его с прочими осенёнными не равняй. И не жди разума. Я вот ошибся тот раз, теперь расплачиваюсь. Но ты-то поумнее будь.

Обережница задумалась. Некоторое время молчала, а потом спросила:

– Чего он хочет? Ты знаешь?

– Известно чего, – спокойно ответил Тамир. – Смерти. Отпущения. Только я ему этого всего дать не могу. Моё дело – силу его запереть.

Лесана потёрла виски.

– А выдюжишь ли? У тебя вон затмения какие. То одно не помнишь, то другое. Я иной раз не понимаю, с кем путь держу: с тобой иль чужином каким.

Колдун грустно улыбнулся.

– Я и сам не понимаю: я это я или чужой кто. Покуда реза его держит, ничего он не сделает. Ежели иной раз и отодвинет меня, так ненадолго, ибо силы своей лишён. А выдержу или нет… выдержу. И свободы ему не дам.

Девушка покачала головой.

– Ты ничего об этом толком не знаешь. Вот, положим, вытащит из тебя Донатос навь. Упокоит её. И что? Ты в разум войдёшь? В силу?

Тамир улыбнулся, будто потешаясь сам над собой.

– Увидим.

Он сомневался. Не в том, что войдёт в разум, нет. А в том, что вовсе после упокоения Ивора останется жив. Однако не хотел пугать Лесану. А сам был одинаково готов к любому исходу.

Хлопнула дверь. В избу вошёл один из сторожевиков – ратоборец по имени Щёр. Был он приземист, широкоплеч, космат, а ещё резок нравом и громогласен.

– Лесана! – зычно позвал мужчина и зачерпнул воды из стоящей у входа бадьи. – Там с торжища мужик с козой пришёл. Просит довезти его до Шумеры. Это весь малая, вёрстах в пяти отсюда. Сюда-то он с оказией добрался, а обратно боязно после рысей. Ты… – Ратоборец на миг прервался, жадно припал к ковшику, сделал несколько больших глотков, шумно выдохнул, отёр бороду и закончил: – …доведи его. Всё одно без дела маешься. А мне нынче обоз до Гари провожать. Да своего заодно выгуляй, что ли. – Вой кивнул на Люта, который лежал на печи, самозабвенно предаваясь безделью и скуке. – Небось уже все бока отлежал или спёкся, как колобо́к[21].

В ответ на это оборотень сквозь зевок и сладкую негу изрёк:

– Лучше пот на морде, чем иней на… – Он запнулся и закончил, по всему видать, совсем не так, как собирался: – На хвосте.

Щёр басовито расхохотался, бросил ковш обратно в бадью и бодро заключил:

– Вот и езжайте. Тамир, а тебя Неждан просил наузов наплести впрок. Он уж не знает, за что хвататься.

Колдун кивнул. Лесана ушла за занавеску переодеваться. А Лют наконец-то покинул тёплую печь. Настроение у него заметно улучшилось.

– Коза так коза, – бормотал он. – Всё лучше, чем без дела сидеть.

Когда девушка в чёрной одёже ратоборца вышла из избы, волколак уже изнывал на крыльце.

День выдался погожий и тёплый, с лёгким щекочущим ветерком.

Скрипнули ворота. На двор зашёл сухонький мужичок в сермяге, домотканых портах и стоптанных сапогах. На верёвке он тянул упирающуюся серо-белую козу.

– Да иди ж! – сердился хозяин, дёргая ужище. –