Близнецы. Том 1 - Дарья Чернышова

этим разобраться. Я же тебе не мешаю делать свои дела. И ты мне не мешай.

– Да как ты не понимаешь! – закричала сестра, но тут же, хотя и не без труда, снова понизила голос: – Все «мои» дела – ради будущего нашей страны и нашей семьи. Ради твоего будущего.

– А тебе не приходило на ум, что я хотел бы в этом будущем участвовать, а не просто плясать под твою дудку с серебряным обручем на голове?

Сестра смерила его внимательным взглядом.

– Ты совсем еще мальчик.

– Ты в моем возрасте сожгла человека заживо.

– Он это заслужил.

– А я ничего не заслуживаю! – вырвалось у Модвина. – Я ничего не сделал, чтобы люди видели во мне господина. А сейчас я могу хотя бы… Я могу попробовать поймать этих контрабандистов.

– А я не могу рисковать твоей безопасностью. Не сейчас.

– Так помоги мне. Прикрой меня. Только не держи взаперти. – Он сглотнул. – Пожалуйста, Ортрун.

Она перевела задумчивый взгляд ему за спину, и он вспомнил, что там на стене висит очень подробная карта Берстони. Молчание затянулось, но Модвин изо всех сил сосредоточился на попытках унять дрожь и почти этого не замечал. Наконец Ортрун взмахнула рукой и сказала:

– Если выиграешь поединок, я дам тебе десять человек и три недели.

– Поединок с кем?

– Со мной.

Модвина передернуло.

– У арсенала?

– Где же еще?

– Сейчас?

– Нет, завтра. Я устала с дороги. Будет нечестно.

– Тогда до завтра? – просипел Модвин.

– Да. А пока передай там, чтобы позвали Збинека, – велела она, – и постарайся сейчас не попасться ему на глаза. Я пришлю кого-нибудь сообщить, когда будет можно.

Модвин не спал всю ночь перед поединком.

Ортрун была не просто хороша в бою. Ему она всегда казалась непобедимой. Модвин все детство стабильно, раз в пару месяцев, получал от сестры на орехи с тех самых пор, как впервые взял в руки тренировочный меч. Лишь изредка, когда она слишком увлекалась цепью успешных атак, он пользовался маленькими брешами в ее обороне и мог небольно уколоть, но без промедления отхватывал щитом по голове.

А за последние несколько лет они сходились в поединке от силы разок-другой: Ортрун была то беременна, то ужасно чем-нибудь занята. Модвин почти забыл, каково это – ей проигрывать.

Увидев сестру на следующее утро, он понял, что она твердо решила ему об этом напомнить.

Доспехи были ей к лицу, но она скрыла его забралом. Поединок проходил, само собой, не на боевом оружии, но защитное снаряжение подобрали самое прочное. Ортрун, примеряясь к нарочно уменьшенному весу, взмахнула тренировочной булавой. Модвин намертво вцепился в щит и кистень.

– Не волнуйся, – пробубнила из-под шлема сестра, – я отделаю тебя любя.

Вокруг ристалища собрались все хорунжие гетмана Гоздавы – почти два десятка человек, у большинства из которых за плечами настоящие сражения. Модвин только родился в год окончания войны.

Ортрун прикрылась щитом, подняла булаву и тут же опустила: начали. Модвин едва успел набрал в грудь воздуха, а сестра уже бросилась в бой.

Она гоняла его, как шкодливого пса, по всей площадке перед арсеналом и не давала ни мгновения продохнуть. Со всех сторон доносились одобрительные возгласы хорунжих. Рука под щитом заныла, и, в очередной раз приняв на него серию ударов, Модвин почувствовал резкую боль, оступился и начал заваливаться на спину. Мощным тычком под ребра его вернули в бой, сопроводив эту любезность словами:

– Не позорься.

Он не без удивления узнал голос Збинека Гоздавы и вспомнил: Ортрун ведь так и не сообщила, что опасность с его стороны уже миновала. Модвин испугался, что в следующий раз рискует наткнуться не на кулак, а на лезвие, поправил наплечник, сделал несколько решительных шагов вперед и размахнулся ударным грузом кистеня.

Ортрун не поняла этого движения. Она скользнула мимо и собиралась подбить Модвину ногу, чтобы побыстрее закончить поединок, а он подскочил, развернулся полубоком и зацепил на излете удара ее шлем. Ортрун потеряла равновесие. Ее булава только коснулась слегка ремешка его поножа. Модвин толкнул сестру щитом в спину и не дал ей подняться с земли.

Все посторонние звуки резко утихли. Ортрун подняла руку, показывая, что сдается, и тогда Модвин помог ей встать.

Ее черные волосы взмокли и спутались под шлемом – она выглядела так, будто только что родила ребенка. Гоздава протянул Ортрун отрез серого льна, забрал у нее щит и провозгласил:

– Ну-ка, а теперь на мечах. Хочешь кости размять, Венжега?

– Не откажусь.

Они взяли оружие, шумно стукнулись щитами, и собравшиеся тут же включились в новое зрелище, выкрикивая имя того, кому желали победы. На Ортрун уже никто не смотрел, кроме Модвина. Она прислонилась к стене арсенала и сказала вполголоса:

– Бери хоругвь Крынчика. Можешь развлекаться. Если ничего не выйдет, я сделаю по-своему и больше мы об этом вспоминать не будем.

– Спасибо, – выдохнул Модвин, чувствуя, как у него сводит мышцы рук.

– Пожалуйста.

Он сейчас очень хотел бы обнять брата, и защипало в носу от горького осознания, что этого никогда не случится.

Тогда Модвин подумал о Сикфаре.

Он торопливо умылся, переоделся в чистое и ворвался без стука в ее просторную спальню, такую большую и цветастую, что Модвин на миг потерялся в узорах тканей штор и роскошного балдахина.

И не сразу услышал приглушенные вздохи. И не сразу понял, что это всхлипы.

– Фара? – позвал он, и парча у изголовья кровати зашевелилась.

– Я здесь, – откликнулась Сикфара, поднимаясь с пола и отряхивая юбку.

В руках у нее оказалась закрытая книга, а лицо опухло от слез.

Модвин растерялся.

– Что случи…

Сикфара вмиг приблизилась к нему вплотную и страстно поцеловала. Потом первой отстранилась, бросила книгу на стол, потянула Модвина за руку и сказала:

– Какой же у этого «Звездочета» трогательный сюжет!

Глава 9

Крики

Эту историю людям рассказали звезды.

Только небо помнило далекие времена, когда людей на земле еще не было. Трава и деревья, звери и птицы – невиданные, необыкновенные, такие, которых сейчас и представить себе невозможно, – росли и питались, жили и умирали на бескрайних просторах. Правили ими Первенцы-гиганты, дети великой Матушки, чьи длинные чудные имена шептала без остановки бегущая вода, насвистывал тихонько прохладный ветер.

Любила Земля детей своих, осыпала щедро силой и мудростью. Но не приносила она, как птица, прямо в клювы отпрыскам свои дары – каждый получал только то, что брал. Они брали жадно, много, они становились больше, крепче, а некоторые – больше и крепче других. Со временем озлобились Первенцы друг на друга,