Звезды должны подождать - Кейт Лаумер

приятной. Я нащупал свой пистолет — его не было. Я двинулся вдоль машины, споткнулся, попытался удержаться. Бесполезно. Мои руки были как коржи сгоревшего пирога. Я сполз вниз, как мокрое полотенце, и лег среди опавших листьев, прислушиваясь к приближающимся шагам. Они прекратились, и сквозь внезапно поднявшийся густой туман я мельком увидел высокую седовласую фигуру, стоящую надо мной. В руке у него был мой пистолет. Он потянулся ко мне, а потом туман сомкнулся и поглотил все.

Глава 6

На этот раз я лежал на спине, на куче сырого тряпья, и смотрел на дымно-желтый огонек толстой коричневой свечи, колеблющийся на сквозняке в окне без стекол. В центре комнаты сероватым пламенем горело несколько влажных на вид поленьев, сваленных в кучу на площадке из потрескавшейся асфальтовой плитки, окаймленной обуглившимися обломками той же плитки. Огонь поднимал тонкую струйку едкого дыма, который шевелил паутину, развешанную под потолочными балками, с которых отслаивалась деревянная облицовка, обнажая легкосплавные стропила. Это была странная сцена, но не настолько странная, чтобы я ее не узнал: это была моя собственная гостиная, выглядевшая немного иначе, чем тогда, когда я видел ее в последний раз. Запахи тоже были другие: я различал плесень, плохо выделанную кожу, влажную шерсть, фекалии, табак...

Я не без труда повернул голову. В ярде от тряпья, на котором я лежал, прислонившись спиной к стене, сидя спал седовласый мужчина, выглядевший старше фараонов. В его большой, скрюченной руке был зажат мой “Уэбли” десятого калибра[9], голова откинута назад, веки с синими прожилками закрыты. На его волосах чернела запекшаяся кровь. Я сел, при моем движении его глаза открылись. Мгновение он лежал, расслабившись, как будто жизнь к нему возвращалась откуда-то издалека, затем он поднял руку, и я приготовился к удару, но вместо этого он неуклюже отдал мне честь. Его лицо было ввалившимся, с глубокими морщинами, седые волосы местами редели. Рубашка из грубой ткани свободно свисала с широких плеч, которые когда-то были геркулесовыми, но теперь Геркулес был старым, очень старым.... Он выжидающе посмотрел на меня.

— Кто вы такой? — спросил я его. Мой голос, которым я так долго не пользовался, превратился в хрип, и мне пришлось откашляться еще раз. — Зачем вы шли за мной? — спросил я, когда снова смог дышать. — Что случилось с домом? Где моя семья? Кто эти “хулиганы в зеленом”? Что им от меня нужно? — пока я говорил у меня заболела челюсть. Я поднял руку и осторожно ощупал ее. Мои усы были длиной в четверть дюйма. — С кем вы дрались? — добавил я для пущей убедительности.

— Ты упал, — сказал старик голосом, рокочущим, как подземный вулкан.

— Преуменьшение года, Батя, — ответил я, на этот раз не закашлявшись. Я попытался встать. Тошнота скрутила мой желудок.

— Тебе нужно отдохнуть, — озабоченно сказал старик, — прежде чем люди барона придут снова... — он помолчал, глядя на меня так, словно ожидал, что я скажу что-то глубокомысленное.

— Я хочу знать, где те люди, которые здесь жили... — мой крик был таким же слабым, как церковный пунш. — Женщина и мальчик... — снова кашель. Я решил поберечь горло для нормального дыхания.

Он покачал головой.

— Ты должен что-то предпринять, и побыстрее, — серьезно сказал он мне. — Солдаты вернутся и обыщут каждый дом...

Я сел, не обращая внимания на маленьких человечков, вонзающих шипы в мой мозг.

— Мне плевать на солдат! — сказал я Бате. — Где моя семья? Что случилось? — я потянулся и схватил его за костлявую руку. — Сколько я там пролежал? Какой сейчас год?

Он только покачал головой.

— Пойдем, сначала поешь чего-нибудь. Тогда я смогу помочь тебе с твоим планом.

Разговаривать со стариком было бесполезно, он, похоже, полагал, что я все улажу, наверное он давно впал в маразм. Я поднялся с пола, если не считать головокружения и ощущения, что мои колени сделаны из мокрого папье-маше, со мной все было в порядке. Я взял свечу ручной работы, проковылял внутрь и толкнул дверь в свой кабинет. Мой письменный стол, высокий книжный шкаф со стеклянной дверцей, серый коврик, мягкое кресло — все было на месте. Если не считать полудюймового слоя пыли и отслаивающихся обоев, все выглядело почти как обычно. Я щелкнул выключателем на стене. Ничего не произошло.

— Что это за амулет? — спросил старик у меня за спиной. Он указывал на выключатель.

— Нет электричества, — сказал я. — Просто привычка.

Он протянул руку и щелкнул выключателем вверх, затем снова вниз.

— Звучит приятно, — сказал он довольным голосом.

— Да. — я взял со стола книгу, она развалилась у меня в руках.

Я выбросил ее в мусорную корзину, вернулся в холл, подергал дверь в комнату для гостей, посмотрел на груду листьев, остатки сломанной мебели, пустую оконную раму. Я прошел в конец коридора, в свою спальню.

Холодный ночной ветер задувал сквозь баррикаду из сломанных досок. Крыша обвалилась, и двенадцатидюймовый[10] ствол дерева торчал сквозь обломки. Старик стоял позади меня и наблюдал.

— Где она, черт бы тебя побрал? — я зарычал и снова закашлялся. Я прислонился к дверному косяку, чтобы выругаться и побороть дурноту.

— Где моя жена?.. — потребовал я ответа, но старик только выглядел обеспокоенным.

— Пошли, тебе срочно нужно поесть... — сказал он.

— Где она? — не отставал я от него. Он был моим единственным источником информации, ему придется ответить.

— Где женщина, которая здесь жила?

Он нахмурился и молча покачал головой. Я пробрался сквозь обломки и вылез через груду битого кирпича в кусты высотой по колено и на холодный ветер. Порыв ветра задул мою свечу. В темноте я смотрел на свой задний двор, на осыпавшуюся яму, которая когда-то была грилем для барбекю, на спутанные заросли, которые когда-то были клумбами с розами, и на потрепанную погодой доску, воткнутую в землю.

— Что это, черт возьми, за...? — я нащупал спичку, зажег свечу, наклонился поближе и прочитал грубые буквы, вырезанные на крошащемся дереве:

ВИРДЖИНИЯ ЭНН ДЖЕКСОН.

РОДИЛАСЬ 8 января 1965 года.

УБИТА СОБАКАМИ, ЗИМА 1992 года.

Глава 7

В течение следующих трех дней люди Барона приходили дважды, и каждый раз старик, видя, как они приближаются, уносил меня, много ругавшегося, но слишком слабого, чтобы сопротивляться, в укрытие из веток и брезента в лесу за домом, а затем исчезал, чтобы вернуться через час или два и оттащить меня обратно на мою тряпичную постель у огня.

Три раза в день он приносил мне жестяную кастрюлю с тушенкой, которую доставал он из консервных банок, и я машинально съедал ее. Я снова и снова представлял