По воле судьбы. Без права на спасение - Андрей Аленин

неохотой рассказал Эдриану, что произошло вовремя его так сказать «отсутствия» и снова беззаботно повалился спать, а принц остался наедине с неразрешёнными проблемами и неоднозначной ситуацией. Эмоции сменяли одна другую, злость уступила озадаченности, на её место пришло беспокойство, а за тем страх, который быстро перерос в панику, и снова злость на свое бессилие что-либо изменить. Он не мог воззвать к книге и не мог пробудить своего телохранителя.

Волес сделал всё возможное в этом не было сомнений, но воин так и не очнулся. Принц привык опираться на эту скалу, а теперь она словно исчезла, неожиданно, и этот миг потрясения, когда выбивают почву из-под ног, для Эдриана растянулся на долгую минуту. Он как рыцарь, потерявший свою броню на поле боя, почувствовал себя ужасно уязвимым. Это ввергло его в ярость. Блондин хотел разбудить юношу, и вытрясти из него всю душу, но в итоге просто сорвал злость на одном из преобразованных. Телохранитель не издал не звука, лишь откинул голову от удара в челюсть. Руку пронзило тупой болью и бушующие эмоции тут же поутихли, а усталость и слабость накатили вновь.

Принц взглянул на охранников. Им тоже требовались еда и отдых, вот только они никогда об этом не скажут и, если забыть приказать, могут свалиться от истощения в самый неподходящий момент. Такие даже мочиться будут лишь по команде, поэтому Эдриан отдал им соответствующие распоряжения и улёгся прямо на траве.

Солнце недавно миновало зенит, когда все члены отряда были готовы отправиться в путь, ну, или почти все. Рюк так и не пришёл в себя, хотя юноша с уверенностью заявлял, что физически великан в порядке. По его словам, он сам запустил ему сердце за приемлемый срок, лично обработал и зашил все раны, дал необходимые снадобья и ввёл восстанавливающий препарат, но это не помогло вернуть северянина в чувство. По словам Волеса, виной всему, большая кровопотеря, которая могла вызвать кому. Рюк мог прийти в себя в любую минуту, или не очнуться вообще. Такая перспектива принца не устраивала, но ничего поделать он не мог.

Тут же встал вопрос: «Как транспортировать воина?» Волокуши и носилки не подходили, уж слишком сильно падала скорость передвижения; в том, что погони больше не будет, не было никакой уверенности. Перекидывать обмякшее тело через седло, запретил Волес, прочитав лекцию об усугублении состояния Рюка. В итоге его крепко привязали к спине одного из преобразованных, чья сила и выносливость позволяли без видимых усилий таскать такую тушу.

Никто не знал, есть ли по близости вода, поэтому алхимик дал, животным, какой-то, похожий на маленькие кусочки льда, корм, не больше щепотки каждому, после чего истратил половину запасов воды для людей, чтобы кони могли запить мелкое крошево. Он сослался на необходимость такого расточительства и сказал, что это поможет им весь день обходиться без живительной влаги.

Недолгая трапеза и торопливые сборы были окончены, и отряд двинулся в путь. Напряжение охватило королевича само собой, как-то абсолютно ненавязчивого. Виной тому было гнетущее молчание, и даже Волес не произнёс ни слова и избегал смотреть в глаза принцу. Он держался обособленно глядел куда-то в даль в суровой и печальной задумчивости. Эдриан прекрасно понимал причины такого поведения, но куда больше его занимали косые и недобрые взгляды беспринципного убийцы и тёмного колдуна.

***

Всё та же сухая земля под ногами, горит костёр, у подножья холма. Она всматривается в языки пламени, и лишь через несколько минут поднимает голову, потому что понимает, что ничего не меняется. Огонь не утихает и не вспыхивает сильнее, а кучка дров и хвороста не распадается, потому что не прогорает.

Никого вокруг, и только туман, липкий и серый окружил Ханну со всех сторон, но стоило лишь взглянуть на него, и клубящаяся хмарь тут же исчезла, открыв взору звёздное небо, большую луну и скрытый ночной темнотой горизонт. Зловещий двойник не заставил себя ждать. Стоило девушке моргнуть, и вот он уже сидит напротив неё. В свете огня, чёрные глаза блестели и отражали пламя, а в них, таилась ядовитая злоба.

Вопреки всем дневным опасениям, страха она не ощущала. Только ненависть к паразиту, который явился в ночи, как надоедливый комар, и лишил покоя. Поэтому девушка выпалила, даже не задумываясь:

— Пошёл вон, и дай поспать.

Двойник лишь улыбнулся неестественно широкой улыбкой и изо рта потекла чёрная тягучая слюна. Этот жест разъярил Ханну ещё больше, но она сдержалась. Какое-то еле уловимое чувство, тонкое, словно безупречно отточенное лезвие, призывало сдержать эмоции и быть рассудительнее. Поэтому она говорила спокойно, хотя в голосе её слышались нотки юношеской бравады:

— Вроде ты говорил, что нелегко было ко мне пробиться, так чего лез? Поиздеваться? Всё равно ты мне ничего не сделаешь, сейчас лягу и усну, а ты тут хоть дрочи всю ночь.

Девушка с вызовом взглянула в чёрные глаза, но в них всё так же царило веселье и плясали огоньки:

— Хе-хе-хе. А ты всё противишься? Ну-ну, а убийца твоего отца уходит всё дальше.

— Ну и тебе-то что за дело? Отвали и жди своей смерти.

— И твоей тоже! Мне нужна твоя жизнь, и поверь мне, перед смертью ты пожалеешь обо всём на свете и дашь согласие. Я сделаю с тобой то, к чему ты не готова! Ты даже не представляешь, на какие муки я тебя обреку, когда доберусь!

Чёрные глаза были готовы вывалиться из глазниц, спокойствие тут же покинуло скрипучий голос двойника, а на его место пришёл чудовищный рёв, в котором с трудом различалась человеческая речь. Ханна и бровью не повела, в ответ. В прошлый раз он сам показал ей, что пока не опасен. Паразит быстро успокоился, прекратил гневную тираду и продолжил уже сдержанней:

— Я уже говорил, а сейчас предлагаю. Я могу помочь, ты покараешь убийцу и заберёшь украденное, если согласишься на симбиоз.

То, что тварь вышла из себя, хоть на несколько секунд показала своё истинное лицо, порадовало Ханну, но и напомнило, что она имеет дело с беспощадным, лживым чудовищем, которое словно сошло со страниц Книги Созидания, из той её части, где пишется про разрушителя и его рабов. Она никогда не считала себя истинно верующей, созидательной, тем более, сейчас, когда, как ей казалось, разрушает всё вокруг, в частности, человеческие судьбы. Но это сравнение лишь придало ей решимости:

— А мне уже наплевать будет. Сам сказал, что моя жизнь не стоит и ломанного гроша. Так к чему мне месть и бусы, если я перестану