По воле судьбы. Без права на спасение - Андрей Аленин

её уже третью ночь подряд, а боль и обида неустанно преследовали и казалось ни что не может заглушить эти чувства. Она сама пыталась заговорить, но юноша, словно избегал её, лишь скупо отвечал на вопросы, и весь день вёл себя так, будто девушка была ему в тягость. В итоге это так разозлило Ханну, что она сама стала игнорировать возлюбленного. К вечеру ничего не изменилось, даже, когда они нашли человека и лошадь с отрубленной головой.

Чёрную шляпу и коричневый дублет, Тадж и Ханна узнали сразу. Тело человека рассекли от таза до ключицы. Если у кого-то и были сомнения, то теперь их не осталось, Вильям вёл правильно.

Они прошли ещё несколько миль на северо-восток, прежде чем нашли воду. К востоку местность сильно менялась, равнина резко обрывалась. С крутого, высокого склона, путникам открылась скалистая, заросшая густым кустарником и редкими кипарисами долина, широким ущельем уходящая в потемневший горизонт. Здесь словно гиганты вспахали землю, а потом разворотили и бросили всё как есть. Следы вели вдоль обрыва, но преследователи остановились на ночёвку. Они приметили родник, чуть поодаль, у подножья крутого оврага и нашли безопасный удобный спуск, чтобы напоить коней и пополнить запасы воды.

Внизу остался только Тадж и Махатма, остальные уже поднялись по склону. Великан поил животное последним, а юноша задержался специально. Его весь день волновал один вопрос и Тадж, убедившись, что их никто не слышит, не уверенным голосом сказал:

— Махатма, ты помнишь, что сказал отец? Завтра, мы должны вернуться.

Махатма наполнял мех водой и не смотрел на собеседника, лишь хмыкнул в ответ, а потом спросил:

— И?

— И? Ты сам знаешь. Из- за этой свадьбы… если я не вернусь вовремя, он рад не будет. Думаю, даже тебе достанется. — Голос Таджа всё ещё звучал не уверенно, с толикой волнения.

— Ха! Парень. Если бы я боялся, что мне достанется, то не стал бы уговаривать твоего старика, а уж тем более лезть во всё это. — Он закончил наполнять мех и с усмешкой посмотрел на юношу. — Поверь, скорее в Закарайской пустыне снег выпадет, чем сорвётся эта свадьба. Ваш брак — это лишь прикрытие, для сделки, от которой выиграют обе стороны. Твой отец подомнёт конкурента, а отец Манджулы обеспечит хорошую жизнь дочери, и счастливую и безбедную старость себе. Да и Виджай тебя не убьёт. Ну поворчит малость, на худой конец ещё плетей получишь…

При этих словах, Тадж демонстративно поморщился, и Махатма оборвал свою речь:

— Я надеюсь ты не поэтому ведёшь себя как полный дебил?

— Что? — Недоумённо спросил юноша.

— Ты второй день сам не свой, весь в себе замкнулся. Ты как будто и не замечаешь, что вокруг происходит. И всё это из-за страха быть наказанным? Готов её тут бросить и домой вернуться, стоит мне так решить? — великан и сам не заметил, как распылился и навис над юношей уперев руки в бока.

Тадж напрягся. Воспоминания роковой ночи тут же отозвались образами и словами: «Тадж прекрати!». Он проигнорировал тяжёлый взгляд собеседника и с вызовом смотрел в карие глаза великана, а голос его наполнился горячей сталью.

— Неужели ты, Махатма, считаешь меня слабаком? Мы не раз ходили с тобой на охоту, и ты знаешь, чего я стою. Если бы меня пугала встреча с отцом, я бы сбежал ещё в Маджите, плюнул бы на всё от страха. Я пообещал ей, ты понял? Я дал слово. Был там с ней, видел Маркоса и смотрел ей в глаза. И теперь я не отступлюсь и не брошу её.

Махатма уже взял себя в руки и спокойно выслушал отповедь юноши.

— Рад это слышать, парень. За эти два дня ты изменился. Рад, что в лучшую сторону. Она и так переносит это тяжелей, чем я думал.

— Что ты имеешь в виду?

— Что? Ты меня удивляешь. Конечно, замкнулся в себе и зациклиться на своих проблемах. Это ей от тебя нужно? Это ты должен варить ей кофе, разговаривать с ней и поддерживать в трудную минуту. А вместо этого, только думаешь о том, каким ты несчастным будешь с Монджулой? — Махатма вздохнул. — Я понимаю, быть с не любимым человеком, и не иметь возможности быть с тем, кого любишь. Тут не долго и голову повесить. Я бы то же ходил как в воду опущенный. После всего этого… Думаю Ханна уедет. Так будет проще. А сбежать с ней ты не думал?

Махатма выжидающе и с иронией взглянул на юношу, а у того всё сжалось внутри. Стало больно, так мучительно и невыносимо, что хотелось прокричать, проорать великану в лицо о том, что она не уедет и они не сбегут вместе, потому, что её вскоре не станет. Но он держался из последних сил и молчал. Что-то в душе пульсировало, и предостерегало от опрометчивого, импульсивного поступка.

«Стоит ли говорить? Раскрывать её тайну?»

Тадж не мог понять, но чувствовал, что не в праве делать это, ведь он больше всего на свете боялся обидеть и причинить боль Ханне и готов был отдать всё, чтобы ещё раз увидеть её улыбку.

— Да ты прав. — Без колебания ответил юноша.

Желание рассказать всё ещё не утихло, но жребий уже брошен и Тадж не собирался отступать.

«Осталось два дня. Если я не успею вернуть ей ожерелье, то никогда себе этого не прощу.»

Ему действительно было тяжело, только не от того, что он скоро сыграет свадьбу с девушкой, которую почти не знает, а от чувства беспомощности. Он как затравленный зверь в клетке, готов был грызть стальные прутья от бессилия в тщетной попытке заглушить мысли о собственной слабости. А ещё ему было больно, от того, что скоро умрёт его любовь.

— Да, мне тяжело смириться. Я не сбегу с ней, потому что поклялся отцу, я не опозорю семью, но это дело доведу до конца.

— Тогда мне не понятно, почему ты теряешь время?

— Что… — Тадж хотел что-то сказать, но Махатма не дал себя перебить:

— Молчи! У тебя, дурня, отсрочка намечается, побыть с любимой девушкой, а ты тут себя жалеешь. В место того, чтобы поддержать делаешь ей ещё хуже. Она нуждается в тебе, а ты ведёшь себя как осёл. — Великан снова вспылил, но быстро успокоился.

Он действительно не замечал её, погруженный в собственные унылые думы и жалость к себе. Понимание пришло только сейчас, ворвалось, растормошило мысли и потребовало от носителя этой дурной головы, самому себе надавать тумаков за проявленную слабость. Поэтому он растерялся и