Первенцы - Дарья Чернышова

class="p1">– Гашек, – неожиданно посерьезнел Куница, – мы вчера вместе сюда пришли.

– Да нет, я про ханзу.

– А, это. Ну, Бруно искал умельца, кое-кого допросить, а я хотел путешествовать в приятной компании и ни в чем себе не отказывать. Как-то так и попал. А что?

– Да так… Я давно хотел спросить, что у тебя за история со Свидой?

– Нет у меня никакой истории, – попытался увернуться Куница. Гашек пристально посмотрел на него исподлобья, и жонглер взмахнул руками: – Ну, ладно, ладно. Помнишь, Батенс рассказывал про ректоршу?

– Да быть не может, – поразился Гашек. – Тебе лет-то сколько?

– Тьфу ты, еще чего. Я ее сын, а не его. Хотя мне, знаешь, то и дело казалось, что она бабка моя, а не мать – такая была старая да ворчливая. Вот, мол, могла бы жить припеваючи с первым мужем, а сижу тут с вами, ем щи с соплями. В общем, с детства засел твой Свида у меня в печенке, а тут Ройда рассказал про Кирту, ну и…

Куница коротко чиркнул пальцем по шее. Гашек поморщился и вздохнул.

– Что с вами со всеми не так? Месть у вас какая-то… чрезмерная.

– Ты про Бруно, что ли? Ну, неправда. У него всегда есть причина, чтобы кровь пролить или поберечь. Не веришь? Тогда скажи-ка, почему ты еще живой?

– Ну, наверное, потому что я тоже ублюдок… – Куница сделал нетерпеливый жест, мол, давай, закончи мысль. Гашек будто протрезвел: показалось, что это ему сейчас загнали под ноготь щепку. – Потому что я ублюдок Гельмута Ройды.

– То-то же. – Куница поднял палец. – Ты полезный ублюдок. Такие дела.

Слово такое поганое выбрал – «полезный». Ублюдки никогда не бывают полезными, они рождаются, чтобы всем только мешать. Наверное, кто-то из них и правда везучий, кто-то чувствует хоть малую толику отцовской любви. Бруно, может, и чувствовал, Гашек – никогда, а мать оставила его без объяснений, как же это так получилось.

А ведь на самом деле от обстоятельств его рождения все время кто-нибудь что-то выигрывал: сперва жалование серебром, потом – права на землю, которая, будь он законным сыном, перешла бы от Гельмута к нему. Теперь вот Бруно тоже собирается разыграть эту проклятую карту. Выходит, Гашек и правда кому-то полезен.

– Да пошло это все, – буркнул он, вставая. – Я туда, наверх.

Куница пожал плечами и залпом допил брагу, но подниматься с места не собирался. Уговаривать Гашек не стал – он сам-то не вполне понимал, что делает. Ноги несли его вверх по скрипучей лестнице, почти даже не заплетаясь.

Он толкнул крайнюю слева дверь: ей дали эту спальню, «чтобы шумные соседи беспокоили только с одной стороны».

Она расчесывала длинные темные волосы и задумчиво глядела в пустоту. Улыбнулась, услышав скрип дверных петель, отложила гребень, спросила, в чем дело. Гашек прочистил горло и сделал шаг в глубину маленькой комнаты.

Танаис поднялась с кровати. Взметнулось серое облачко пыли. Они молчали, за стенкой кто-то хохотал. Хаггедка повторила вопрос, назвав Гашека, кажется, по имени. В ушах как будто застряли пробки. Он сделал вдох, ощутив сладкий запах печеных яблок, резко шагнул вперед и поцеловал ее в губы.

Вышло не так смело, как Гашек хотел, но теперь за него думала природа. Рука сама легла Танаис на талию, поцелуй стал глубже, объятия – теснее. Гашек провел ладонью по изгибу ее бедра. Почувствовал легкую дрожь в пальцах. Пошатнулся от удара кулаком в ухо.

Гашек опешил и не сразу понял, что произошло. Не оставив времени опомниться, Танаис влепила ему пощечину, затем вторую, нисколько не жалея лица. Напоследок, не сказав ни слова, развернула Гашека за плечи и вытолкнула вон из комнаты, а он, не успев сгруппироваться, влетел носом прямо в стену узкого коридора. Дверь за спиной шумно захлопнулась.

«Только зажило», – посетовал про себя Гашек, вытирая рукавом хлынувшую из ноздрей кровь. Боли почти не почувствовал – может быть, потому что брага ее притупила. Гашек решил, что на всякий случай хочет выпить еще, и спустился обратно.

Сидящий там Куница в первый раз за долгое время рассмеялся.

– Я смотрю, все прошло удачно!

– Дверью ошибся, – огрызнулся Гашек.

Сиротка без лишних разговоров поставила перед ним наполненную кружку. Благодарить он не стал.

Следующие пару дней Гашек приходил в себя только урывками, и урывками не из приятных. Все это ужасно о чем-то напоминало, громко зудело в затылке жирной назойливой мухой. Когда Гашека стошнило второй или третий раз за ночь, он отплевался и вдруг застыл, согнувшись над помойным ведром.

Этот звук и вонь, эта грязь и мерзость – все то, что он раньше так истово презирал. «Он пьет от бессилия, – говорил старый Свида о господине Войцехе, – или от страха. Может быть, от того и другого». Вырвало снова, уже не брагой, и показалось, что в склизкой жиже появилась кровь.

Она вот так же, такими крупными каплями, брызнула из шеи батрака с вилами, которого Гашек убил просто потому, что никто ему не помешал бы. Кто же из них жесток по-настоящему: тот, кто верит, что восстанавливает справедливость, как Бруно, или он, конюх, зарезавший несчастного смельчака? «И моего отца, – напомнила бы Итка. – Но я почти на тебя не злюсь».

– Итка, – тихо позвал Гашек, с трудом ворочая языком. – Итка!

Тишина и бессилие. Нет правильных ответов на его вопросы – задавшись ими, он уже проиграл.

Глава 23. Королева пентаклей

Усталость камнем тонула в горячей воде. Итка уже и забыла, каково это – не торопясь, почти даже расслабившись, целиком помыться в бадье. Простое удовольствие, маленькое, но сейчас – самое желанное. А вороная, наверное, теперь жадно набросилась на еду и воду. «Прости, – подумала Итка, когда поняла, что цель уже близко, – я не щадила тебя, но так нужно». Добравшись до Тильбе, она не рассчитывала на теплый прием, но получилось совсем уж странно.

Ворота открыли, когда она назвала свое имя, но дальше пускать отказались: человек, в которого въелся запах мокрой собачьей шерсти, посмотрел сверху вниз, с подозрением. «Стой здесь, я доложу госпоже, – сказал он, махнув рукой, развернулся и крикнул батракам: – Эй, видел кто-нибудь Сорванца?»

Однако вместо Нишки Тильбе встретил Итку суетливый и страшно раздосадованный старик, в котором она без труда признала здешнего управляющего. «Ты еще кто такая? Кто пустил?» – буркнул он, сдвинув лохматые брови.

Она объяснила снова. Не дожидаясь ответа, обошла старика и направилась к крыльцу. «Стой, а парень тогда где?» – неожиданно крепко схватив ее за рукав, спросил управляющий.

Взвинченная Итка вырвалась,