Пельмень Бессмертный - Анатолий Федорович Дроздов

трещат и рвутся мышцы. Это было невероятно больно. И тут над ним склонился Тит.

— Что, сладко? — поинтересовался, ухмыльнувшись. — Ни один из поглотителей не в состоянии усвоить ману после моего удара. Их просто разрывает на куски — проверено. Ты сдохнешь в муках. Не надо было лезть в мои дела.

— Расп…делся, тут! — прохрипел Кузьмич и вскинул руку. В следующий миг рвущаяся наружу мана узконаправленным потоком вонзилась в голову принцепса. Та лопнула, словно арбуз, по которому метнули камень. Кровавые ошметки разбросало по сторонам, а обезглавленный труп рухнул на Кузьмича. Тело пронзила всепоглощающая боль. «Песец!» — успел подумать он и отрубился.

[1] КМБ — курс молодого бойца, который проходят все призванные в армию.

Глава 15

15.

Вокруг Кузьмича клубились тени. Одна из них, поменьше, тянула его за руку, канюча: «Дедушка! Расскажи мне сказку». Другая, большая, ее оттаскивала, что-то сердито выговаривая. Время от времени тени подступали близко, его ворочали как лодку-плоскодонку, чем причиняли боль. Кузьмич шипел и матерился, но тут какая-то тень клала ладони ему на спину — боль уходила, он забывался, чтобы опять очнуться в обществе теней. «Где, мать вашу, тоннель со светом вдалеке? — ругался он, впадая в гнев. — Где ангелы, встречающие души? Или же это все придумали какие-то распи…дяи, чтобы запудрить нам мозги? Где я сейчас? Где рай или ад? Или их не существует, а есть вот эта странная херня, которая нас мучит после смерти?»

Ему никто не отвечал. И, пребывая в этой зыбкой ипостаси, Кузьмич не знал, насколько это долго, поэтому сердился, но не впадал в уныние. Когда-нибудь все кончится, тогда и разберется. И это время наступило. Однажды он открыл глаза и с удивлением увидел, что лежит в кровати в знакомой комнате дома эйра. Он хмыкнул, поднял голову с подушки и осмотрелся. Нет, не ошибся — вот стол с визором, шкаф в отдалении, прикрытый ширмой вход к латрине и умывальнику. На столе стоял светильник, выхватывая из темноты мебель, стены и другую обстановку. Возле кровати на стуле, откинувшись на спинку, спала женщина — Кузьмич узнал Эмилию. Сиделка? Вспомнив то, что произошло с ним на площади перед домом, Кузьмич стал осторожно проверять свой организм на повреждения от схватки с Титом. Откинув одеяло, ощупал ребра на спине. Удивительно, но боли не было. Он попытался сесть, и это получилось. Тогда Кузьмич свесил ноги к полу и, опершись на кровать руками, медленно поднялся. Его немного повело, но он удержался на ногах. Освоившись с вертикальным положением, Кузьмич прошел за ширму, где с наслаждением зажурчал в латрину. Опорожнив пузырь, он потянул рычаг, смывая выделенную жидкость. Шум воды, как видно, разбудил Эмилию. Когда Кузьмич вернулся в комнату, она стояла на ногах и смотрела на голого любовника (под одеялом на Кузьмиче одежды не было) с изумлением и опасением во взоре.

— Егор! Зачем ты встал?

Она метнулась к Кузьмичу и обняла его одной рукой за талию, после чего отвела к кровати, куда и уложила, прикрыв заботливо одеялом.

— Тебе вставать пока что рано, — сказала, сев на стул. — Кальпурния велела, чтоб лежал.

— Да все нормально, — ответил ей Кузьмич. — Сходил, пописал и не развалился.

— Да что ты говоришь! — Эмилия возмутилась. — Хоть знаешь, что с тобой случилось?

— Помню. Сначала поломался о ступени. Потом снес голову гаду, а он свалился на меня. Тяжелый, сволочь! Я потерял сознание от боли.

— Когда с тебя стащили тело Тита, то все решили, что ты умер. Был весь в крови…

Эмилия всхлипнула.

— Успокойся! — Кузьмич погладил ее руку.

— Кровь была не твоя, — продолжила Эмилия, вытерев глаза, — и это сразу выяснилось. Но остальное… Переломанные ребра, разорванные мышцы, травмированные внутренние органы… Кальпурния тебя обследовала и сказала, что вряд ли выживешь. Но лечить взялась. Ночь от тебя не отходила, истратила всю ману. Продолжила на следующий день… После чего сказала, что обязательно поправишься — такая жажда жизни! Разрешила, чтоб навещали посетители — Гай, Юлия и я, конечно. Мол, так скорей вернешься из преддверия в Гадес, поскольку в нем и пребывал.

— С чего вы взяли?

— Так ты ругался вслух, — Эмилия улыбнулась. — На непонятном языке. Я слов таких не знаю, но было видно, что сердит. Понятно, что увидел Гадес, и не захотел там оставаться.

«Еще бы!» — мысленно вздохнул Кузьмич.

— И долго я валялся без сознания?

— Неделю.

— Ну, не фига себе! — Кузьмич от удивления присвистнул. — Крепко меня ударили. Кстати, что там было дальше? После того как отрубился?

— Полиция явилась, затем — легионеры. На гравилетах прилетели. Как выяснилось, все нападавшие — силонцы, ну, не считая Тита и его охраны. Шуму было много. Прибыл к дому и сам принцепс с тремя сенаторами. Они с Деметриусом поругались. Не знаю, за что им выговаривал хозяин, но выглядели они хмуро. После чего забрались в гравилет и улетели. Мне так рассказывали, сама не видела — помогала здесь Кальпурнии. Есть хочешь?

— Нет, — сказал Кузьмич. — Пить только хочется.

— Сейчас!

Эмилия вскочила и, подлетев к столу, налила из кувшина в кубок какой-то темной жидкости и поднесла его любовнику.

— Что это? — Кузьмич принюхался к питью. Запах был приятный, но незнакомый.

— Вино и укрепляющее зелье, Кальпурния готовила. Велела пить, когда очнешься. Это хорошее лекарство.

Кузьмич вздохнул и выпил. Лекарство не горчило, но сладким тоже не являлось. Вкус терпкий, кисловатый, отлично утоляет жажду. Вернув Эмилии опустошенный кубок, Кузьмич зевнул и вытянулся на кровати.

— Спи, — Эмилия поправила одеяло. — Тебе сейчас полезно.

— А ты ложись со мной рядом, — сказал Кузьмич. — Это не дело — куковать на стуле словно птичка…

Утром он проснулся первым, встал и умылся. После чего нашел в шкафу вычищенный и отглаженный костюм, оделся. Проснулась и Эмилия и сходу попыталась укорить.

— Зачем ты снова встал?

— Так чувствую себя нормально, — сказал Кузьмич. — Хватит валяться, надоело. Вместо того, чтобы ворчать, ты лучше б позаботилась о завтраке — есть хочется.

Эмилия убежала и вскорости явилась с Грымзой. Повариха тащила нагруженный тарелками поднос.

— Пельмень, я так безмерно рада, что ты поправился, — тараторила Грымза, сгружая снедь на стол. — Очень рада! Ты не представляешь, как