Барон Дубов. Том 7 - Михаил Капелькин

маршруты — всё, что я мог бы дать. К счастью, я не слишком посвящён в военные дела нашей Империи. А к несчастью, враг, убитый вами, мне не поверил. Боже мой… — вдруг простонал Тарасов, хлопнув себя по лбу. — Я ведь не сказал то, зачем напросился лежать рядом с вами!

Я молчал. Думал над его словами, если честно. Его пытали? Или просто удерживали насильно? Вообще, не очень было на то похоже. С другой стороны всех возможностей врага я не знал. Существовали пытки, не оставляющие следов, но убивающие душу и разум.

Князь проникновенно посмотрел на меня. Его глаза, до того холодные и проницательные, лучились теплотой и признательностью.

— Спасибо вам, господин Дубов… что спасли меня. Теперь я ваш должник и, даю слово, сделаю всё, чтобы вернуть долг.

Его слова прозвучали действительно искренне. Я поверил. А потом дверь палаты распахнулась, и в неё вошёл статный мужчина в белом халате, марлевой маске, спущенной на подбородок, и добрыми карими глазами. Белый колпак прижимал ко лбу тёмные пряди.

— Ваше Благородие! — тут же подошёл он к моей постели и принялся мерить пульс, проверять температуру тела и прочие врачебные штуки. — Жар спал, значит, весь токсин вышел… Мы уж и не чаяли, что вы очнётесь.

Если опустить подробности, после того, как я потерял сознание возле госпиталя, меня тут же затащили внутрь. Правда, для этого пришлось постараться дюжине человек. В операционной извлекли клинки и попытались исцелить мои раны силами местных целителей, но ни на зелья, ни на магию моё тело не реагировало. По предположению доктора, тому виной был токсин, попавший в кровь от мечей стеклянного упыря.

Уф, какое счастье, что я его пристрелил!

Именно из-за него никакие лекарства, мази и отвары не работали. Хирургам не осталось ничего иного, кроме как обработать раны, зашить всё, что можно и нельзя, сделать все остальные возможные операции и наложить швы, а после надеяться только на чудо. Потому что странным образом (для них, но не для меня), я не умирал. Врачу я скормил ту же байку, что и Тарасову. Огрская природа и прочая-прочая.

Не знаю, насколько мне поверили. Врач Лесниковых связался даже со своими знакомыми из Имперской армии — вдруг они слышали о таких ранениях и токсинах. Слышали. После нападения на нас этого же Юрия после бала во дворце Императора. И противоядия у них до сих пор не было.

А у меня, можно сказать, было. После того зелья, которое я приготовил, чтобы спасти Альфачика, мой организм научился сам перерабатывать и выводить из тела токсин Саранчи. Думаю, теперь и у девушек есть иммунитет к этой заразе.

После операций меня перевели в главный госпиталь рода Лесниковых. Располагался он на одном из срединных ярусов древа. Нижние сильно пострадали от колдовского огня Юрия, и сейчас там проходили восстановительные работы.

Как раз после того, как я удовлетворил, чем смог, любопытство доктора, а он — моё, принесли еду. Много еды. Только я даже сесть не мог, чтобы вкусить эти прекрасные яства. Зелёный студень, то есть яблочное желе, объёмная тарелка овсяной каши на воде, пара варёных яиц, хлеб, масло, сыр и чайник со сладким чаем. Для поднятия уровня глюкозы, конечно же. Овсяной кашей на воде его не поднимешь, естественно.

Что сказать, больничная жратва одинакова во всех уголках Империи.

Впрочем, я был рад и ей, потому что не ел два дня. Но для того, чтобы я смог поесть, врач дал мне пузырёк микстуры. Смесь целебного зелья с обезболивающим. Теперь, когда токсин испарился из моей крови, оно могло подействовать.

Первый же глоток усмирил огонь, терзавший моё тело. В окно будто заглянуло солнце, свет стал ярче, картина, висевшая над небольшим креслом напротив, заиграла красками, даже дыхание сделалось лёгким и приятным.

Пожалуй, в микстуре не обошлось без морфия.

Зато и аппетит не то что проснулся, а будто ожил от тысячелетней спячки. Желудок аж жечь начало — так я захотел пуще прежнего есть. Нет. ЖРАТЬ!

Наконец меня оставили в покое, и я предался чревоугодию.

Правильно говорят: голод — лучшая приправа. Больничная баланда показалась мне настоящей пищей богов. Овсянка на воде пестрила вкусами и послевкусиями, яйца будто присланы из райских курятников, яблочное желе приятно обволакивало словно воспалённое нёбо, а сверху всё это заливал крепкий сладкий чай. Будь моя воля, я бы по три порции всего этого съел. Но врач рекомендовал пока умерить аппетиты. Ладно, ему виднее.

А может, это всё морфий?

Впрочем, всё съесть я бы всё равно не успел. Потому что, едва прикончил последний кусочек сыра, в палату ворвался голубой холодный вихрь и принёс с собой освежающий мороз. Бледный князь Тарасов с тихим кряхтением: «Ох уж эти, Онежские, все как один…», — забрался под одеяло.

Княжна со всхлипом прыгнула мне на грудь, обвила шею руками и сдавила её, шепча на ухо:

— Живой…

— Ненадолго, если не отпустишь… — притворно прохрипел я.

— Ах ты… а я… — приподнялась Василиса, заглядывая мне в глаза. Её голубые искрились влагой. — Мы все думали, что тебя потеряли! Этот токсин… Помнишь, что с Альфачиком было? Знаешь, как мы испугались? В прошлый раз ты его спас. А кто бы тебе зель… ммпфмм! — завозмущалась княжна, когда я зажал ей рот ладонью, искоса глядя на князя Тарасова.

Он ел уже второй или третий пудинг и либо ничего не услышал, либо старательно делал вид. Надеюсь, первое.

— Ай! — воскликнул я, когда зубы Онежской впились мне в палец. Сам виноват, надо было следить за это заразой лучше.

— Ты чего? — удивилась она, вытерев губы.

— Да так…

Больше ничего не ответил, и княжна, прикрыв глаза, просто легла обратно мне на грудь. Холод, идущий от её тела, окончательно погасил боль. Хорошо… пусть так и лежит. Глядишь, быстрее встану на ноги. Хотя благодаря зелью и изящной княжне кое-что уже жаждало встать.

К счастью, от конфуза спасла Лиза. Она тоже влетела в палату. Её пепельные волосы были не до конца собраны в косу. Видимо, новость о моём пробуждении застала её в процессе заплетания. Следом вошла, опираясь на костыль, Лакросса. Она всё ещё выглядела слабой, а её кожа — посеревшей. Но то, что она стояла на ногах, не могло не радовать. Я приветливо улыбнулся ей, и она села на край моей постели.

Под крик «Животным сюда нельзя-а-а!» в палату влетел косматый Альфачик,