Андрей Уланов - День револьвера

— Твоего брата зовут Никто. Потому что первое, что ты сделал утром следующего дня, — это явился прямиком к Эйхайму и принялся расспрашивать его про пропавших гномов. Было такое, Кейн? Или ты сейчас расскажешь мне, что твой братец тоже был гномом?

— Мой брат… — я осекся. Стоп, а вообще какого гоблина?! — А может, мистер Шарго, это вы мне кое-что сейчас расскажете? Например, кто нанял стрелявшего в меня охотника? Почему ваши люди получили приказ доставить меня или пристрелить по дороге? Как, мистер Шарго? Может, вы знаете и то, почему Нарви Эйхайм так испугался моего визита? Что вообще общего между этим гномом и вами? Случаем, не тайна пропавших гномов?

— Вот и показал ты свое подлинное нутро, Кейн, — удовлетворенно произнес шериф. — Сучья тварь, ищейка на поводке у закона… или у тех, кто этим законом вертит. Много я перевидал таких вот, как ты… еще на войне.

— Не хотите говорить — ну и не надо, — я нарочито громко зевнул. — К тому же всего вы наверняка и не знаете. Просто подрабатываете на подхвате у Нарви. Подай то, принеси сё.

— Ты очень сильно недооценил меня, ищейка.

— В самом деле, шериф? А по-моему, достаточно и одного взгляда. Мистер Эйхайм — почтенный гном, важное лицо в крупной компании, вертит большими деньгами. А вы — всего лишь слуга закона в крохотном городишке… или, правильнее сказать, слуга беззакония.

— Ты… — судя по змеиному шипению, мне удалось задеть больную мозоль шерифа. Причем — кувалдой и с размаху. — Что ты вообще знаешь про меня?!

— Ничего, — равнодушно произнес я. — И не очень-то хочу знать. Вряд ли вам удастся удивить меня, шериф.

— Значит, они даже не удосужились рассказать… — Шарго произнес это на удивление тихо и не с яростью, а с горечью. — А ведь когда-то… и не так давно… я был героем.

— И где же? На большой дороге?

— На войне. Я был капралом… и героем — слышишь, Кейн! Настоящим чертовым героем, без шуток и скидок. Первым из бригады ворвался в траншею мятежников. И получил три пули, да еще штыком, для верности. Они бы еще добавили, но тут подоспела наша колонна — и меня завалило трупами. Один черт знает, как я не задохнулся под той грудой тел… и не захлебнулся в крови. И ему же известно, как часто я проклинал небеса за то, что этого не случилось… за то, что я выжил тогда!

Шериф замолчал, и некоторое время я слышал только его тяжелое хриплое дыхание.

— За этой проклятой атакой, — продолжил он, — оказалось, наблюдал сам генерал Томас. После боя он приказал найти тело героя, чтобы захоронить с подобающими почестями. Думаю, генерал жутко удивился, когда меня вытащили еще живым. Он… эй, пацан, ты там не уснул?

— Нет, я слушаю, слушаю…

— Ну, слушай. Тогда, после боя, они решили, что такому герою нужно дать шанс выкарабкаться из могилы. Отдельная палатка, личный врач генерала… потом, когда я слегка оклемался, меня перевезли в город, к патриотически настроенным дамочкам. Так что на ноги я встал довольно быстро. Ну а дальше покатилось — чин первого лейтенанта, тур по штатам, где меня выставляли на трибуну, как чертову куклу. Глядите, олухи, вот парень, который зубами выдрал у судьбы красивый мундир! Вступайте в армию, вам тоже повезет… ну или хотя бы пожертвуйте на войну, кто сколько может. Боже, — шериф скрипнул зубами, — каким же идиотом я тогда был!

Каким был, таким и остался, зло подумал я, но вслух произносить это, разумеется, не стал. В конце концов мы с Шарго сейчас были в одной яме.

— Представления эти шли с большим успехом. Да только я, кретин, вообразил, что раз уж мне повезло на войне, то нужно и дальше ловить удачу за хвост — во идиот! — и написал рапорт, с просьбой отправить меня назад в армию. Причем сначала ему даже хода не давали… был ценной куклой, да… тогда я начал пить и как-то раз, надравшись, принялся орать с той самой трибуны: мол, я-то выжил и получил мундир, а почти вся наша рота заимела только порцию свинца от Джонни-реба. Ну и участок земли, один для всех — бой был жестокий, после такого могилами редко кто заморачивается — чаще просто сваливают в траншеи чужих и своих, да присыпают сверху.

— Приходилось… слышать.

— А видеть?! Хотя куда тебе… молокососу.

Я вдруг понял, что хочу, нет, мечтаю о том, чтоб Шарго замолчал. Занятно… похожий, в сущности, рассказ Линды я слушал как откровение с небес, ловил каждое слово, словно золотые доллары. Она… благодаря этой истории дарко стала понятнее и… человечнее, наверно. То, что сейчас говорил шериф, производило схожий эффект — но проблема была в том, что я вовсе не хотел понимать Билли Шарго. Даже сейчас, когда жить нам осталось полночи.

— После того выступления я мигом оказался на фронте. Тут-то сучья девка Фортуна и показала свой переменчивый нрав — и зад. В первой же стычке я заполучил пулю… и в этот раз никто не лепил из меня героя. Полгода провалялся по госпиталям, все деньги, что успел скопить, ушли костоправам… чтобы не остаться калекой. А потом война кончилась — и я стал не нужен. Твари-политиканы, не знающие, с какого конца браться за ружье, вдруг оказались единственными, кто победил в той войне. Они — а не пушечное сало, без разницы, в синих мундирах или серых. Спасибо вам, сказали они, спасибо, что защитили наши особняки, наши шахты, заводы и лесопилки. Спасибо, что помогли нам сколотить огромные состояния на военных заказах. Вот вам за это пара висюлек на грудь — и валите на все четыре стороны!

Этот мотив был мне знаком, правда, в несколько ином исполнении — не про шахты-заводы, а «не жалейте на стаканчик виски для ветерана!». Стандартный припев для тех, кто не сумел найти себя в мирной жизни — а вернее, не пожелал этого сделать. Так что если Шарго рассчитывал на сочувствие — выстрел пошел мимо цели.

— Южане поняли это быстрее, — продолжал тем временем шериф, — мы-то были победители, как же. Вот Джонни-ребам доставалось сильнее… и они, нахватав шишек, начали вытаскивать из сундуков ружья и револьверы со словами «я свою войну еще не закончил!». Ну а мы цеплялись за иллюзии — кто меньше, кто больше.

— И люто завидовали Джесси Джеймсу? — не выдержал я. — В самом деле: какой смысл тянуть лямку за… сколько там у вас было жалованье? 50 долларов в месяц? В тыщу раз меньше, чем зарабатывали лихие парни, подержав пару минут банковского кассира на мушке.

— Плевал я на Джесси, Янгера и прочих ему подобных! — прорычал шериф. — Все, что эти кретины умеют, это ворваться на галопе в городок, паля направо и налево и так же умчаться. Рано или поздно их переловят… или пристрелят свои же, польстившись на награду и помилование… или они сдохнут от гангрены, словив свинец от охранника очередного банка или дилижанса. А вот мой план… если бы он только удался, я бы уже давно сидел где-нибудь в Филадельфии, дымил сигарой на балконе особняка…

— Что-то, — вкрадчиво произнес я, — не вижу здесь ни сигары, ни слуги с подносом.

— Мне и моим людям поручили сопровождать ценный груз, — Шарго сделал вид, что не услышал мою последнюю фразу. — Перевозка федерального казначейства. Я устроил все. Отправил большую часть своих людей с ложным грузом, а сам с небольшим отрядом сел на обычный поезд. Все было рассчитано до минуты, до дюйма. На одном из участков дороги там была боковая ветка, ведущая к заброшенной шахте. Всего лишь перевести стрелку — а у шахты поезд должны были встретить. Это был великолепный план… но из-за нескольких… — гоблинское ругательство, употребленное шерифом, я раньше не слышал. Кажется, это было как-то связано с самками мелких грызунов и навозом. И, по-видимому, было слишком грубым даже для самих гоблов. — …все пошло наперекосяк. В итоге деньги так никому и не достались, зато… — шериф осекся, закашлялся. — Прямых доказательств не было, и дело в итоге замяли… еще и потому, что могло возникнуть слишком уж много ненужных вопросов. Но в итоге я оказался здесь, в Пограничье, в этой чертовой дыре.

— И занялись грабежами уже без хитроумных пла… — начал я и оборвал фразу, заслышав уже ставшее знакомым гулкое топанье.

Глава 14

— Этот последняя…

С этими словами тролль втолкнул меня в шатер. Не сильно — по троллиным понятиям — но мне этого «напутствия» вполне хватило, чтобы пролететь пару ярдов и примерно на уровне пояса вмазаться во что-то большое, массивное… и, к счастью, мягкое.

— Не ушиблись?

— Кажется, нет, — пробормотал я и поднял голову.

Разглядеть своего собеседника мне не удалось — шарик святого Эльма, бывший в этом шатре основным источником света, висел слишком низко и вдобавок был накрыт сверху. Чем-то вроде стеклянного абажурчика — если, конечно, вы можете представить себе широкий конус, отлитый из перетекающих клубов темно-синего тумана.

Зато я увидел, что послуживший мне буфером предмет являлся креслом — шикарным, в старинном стиле, выгнутые ручки, красная бархатная обивка и все прочее, что полагается. Впрочем, по сравнению со столиком кресло выглядело бледно — столик был настоящим шедевром каменной мозаики. На его столешнице огромное янтарное солнце весело искрилось, ныряя в малахитовую степь. Работа гномов, причем резчика не из последних.