Проклятие дома Грезецких - Тимур Евгеньевич Суворкин

– Ты согласна со мной? – наконец закончив длинную речь, спросил я. – Ариадна? Что ты молчишь?

Сыскной механизм покачал головой, точно выходя из глубокой задумчивости. Затем машина подняла на меня глаза:

– Виктор, вы что-то говорили? Простите, я отвлеклась. Мои сенсоры уловили, что в соседнем кабинете говорят о чем-то весьма странном. Пожалуйста, давайте пройдем туда.

Она встала и, не оборачиваясь ко мне, спешно направилась к дверям. Возмущенно швырнув свои бумаги на стол, я последовал за напарницей, направившейся в кабинет поручика Бедова.

Коллегу мы застали в компании незнакомого мне околоточного надзирателя и хорошо мне знакомого Осипа Слащина – продавца краденого и сутенера, не так давно проходившего у нас свидетелем по одному из дел.

Выглядел нынче Осип прескверно – расквашенный нос сутенера опух и побагровел, грязную манишку заливали капли крови и йода, которым был обработан длинный свежезашитый порез на шее. Полосатый костюм был порван и выглядел так, будто Осип на время одолжил его нашедшей глубокую лужу свинье.

На столе перед Слащиным стоял граненый стакан, в который Бедов сейчас щедро наливал дешевый коньяк. Впрочем, судя по виду гостя, опорожнить стакан он успел уже не раз. Сидящий рядом околоточный в распитии спиртного не участвовал, однако посматривал на золотистый напиток с некоторой алчностью.

– Десятый час утра, что-то вы рано начали, – с удивлением констатировал я.

Бедов пропустил это мимо ушей, Слащин же, схватив стакан дрожащими пальцами, залпом опрокинул обжигающую жидкость и только затем перевел на нас взгляд полных ужаса глаз.

– Мои сенсоры позволили услышать обрывки вашего разговора, – произнесла Ариадна и шагнула вперед, внимательно оглядывая испуганно замершего под взглядом ее светящихся глаз Слащина. – Я хочу узнать о произошедшем подробнее.

Поручик Бедов посмотрел на Ариадну несколько удивленно, однако у меня сложилось ощущение, что ему самому не терпелось разнести по отделению новости о случившемся.

– Ну, кукла механическая, хорошо, раз просишь – расскажем. Происшествие-то преинтереснейшее. – Поручик важно взял паузу. За ее время он успел: вытащить из тумбочки другую бутылку, на этот раз уже дорогого коньяка, налить его в изящную, взятую там же рюмочку и выпить, посмаковав. Лишь после этого, обернувшись ко мне, он заговорил: – Итак, Виктор, сообщаю – у нас в городе объявился новый душегубец. Отменно, я повторяю, отменно интересный человек. Думаю, к обеду новости уже во всех газетах будут.

Слащин вздрогнул и вдруг хрипло проговорил, перебивая поручика:

– Мертвечина, мертвечина это была живая, а не человек! – Он помедлил и, стараясь не встречаться глазами с насмешливо улыбающимся Бедовым, проговорил: – Упырь на нас напал.

Поручик выдохнул и закатил глаза. Затем кивнул:

– Конечно, конечно, упырь, я так и записал в протокол. – Бедов покосился на Ариадну, а затем снова посмотрел на сутенера: – Ладно, не томи мясорубку нашу самоходную, а то, не ровен час, порежет тебя в лоскуты пальчиками своими. Давай, рассказывай.

Слащин выдохнул и съежился в кресле. Попросив налить еще коньяка, он наконец заговорил:

– Ночью сегодня вышел я, значит, за мотыльками смотреть…

– Мотыльками? – переспросила не особо знакомая с уличным жаргоном Ариадна.

– Ну девками продажными, – пояснил молчавший до этого околоточный. – Кличут так тех, которые не при борделях и кабаках работают, а на улицах. От дыма же не видно ни черта, поэтому они всегда под фонарями стоят и в платьях белых клеенчатых, чтоб заметнее быть – поэтому и мотыльки.

Сутенер кивнул.

– Ну вот, как обычно, пошел я проверять своих мотылечков. Район-то у нас неспокойный, присматривать за девочками надо.

Я кивнул. Девочки Осипа Слащина работали неподалеку от Кожевенных линий, на Васильевом острове, где располагалось множество фабрик и цехов, перерабатывающих продукцию, – на другой стороне реки от кротовихинских скотобоен. О том, какой это был район, давало понять то, что неофициально его называли просто и предельно ясно: Чекуши, в честь колотушек-чекуш, ставших визитной карточкой местных банд. Деревянные молотки, которыми раньше трамбовали землю и глушили рыбу, идеально подошли и для глушения запоздалых прохожих, и для охлаждения пыла не в меру рьяных городовых. В общем, Чекуши были не самым благополучным и уж точно не самым гостеприимным районом города.

Осип Слащин меж тем продолжал:

– В общем, сперва прошел я по Большому проспекту, мотылечков своих осмотрел, все честь по чести, ажур. А потом в Чекуши зашел на Косую. Там дом есть, где служащие конторские квартируют, – хлебное место. Там под прожектором у меня всегда две девки стоят. Сегодня я туда Дашку выставил – недавно ко мне пришла – хорошенькая, миленькая, кудрявая, семнадцати еще нет, самый сок. Ну а с ней в паре Софка была, она у меня лет семь трудится не покладая рук. Приставил ее учить новенькую. В общем, подхожу я к ним узнать, как коммерция идет, и тут…

Сутенер замолчал. Его передернуло. Выдохнув, он через силу продолжил:

– Тут-то упырь и появился. Он из переулка со стороны Квасцовой вышел. Морды его я не видел – на нем повязка из марли была, такая, как на заводах работяги носят. Только не работяга это был – он весь в тряпье замотался с ног до головы и босой шел.

Подошел он к нам, замер неподалеку и вроде как дрожь его бить начала. Я подумал еще, что он дряни какой пережрал. У нас такое постоянно – замешают квасцы с грибами-травунцами и ходят потом такие по району, публику мне распугивают. Вот, собственно, девки мои напугались тоже с его вида. А как не напугаться? Кривой, косой, в грязи весь, шатает его туда-сюда. Ну я ему валить и велел, а когда он не послушал, решил ему силой пояснить. Только я к нему подошел, он железку какую-то выхватил, да в горло мне и ткнул со всей дури.

Сутенер задрал голову, показывая длинный, глубокий порез на шее.

– Я еле увернулся, а он, сволочь, как прыгнет на меня, как саданет меня с левой в нос, да коленом между ног. Тут я и кончился. – Слащин непроизвольно коснулся руками ушибленного места. – Софке повезло, она всегда везучей была – упырь ей под ребро пику свою сунул, да и все – отмучилась. А Дашке… Она убежать пыталась, а он ее догнал, повалил и горло зубами начал грызть. Я когда прочухался, он на ней сидел и кровь у нее из глотки хлебал. Хлебал кровь – честное слово!

– И что вы сделали? – осведомилась Ариадна.

Слащин изумленно расширил глаза:

– Это ж мертвец живой. Убежал, конечно, пока он Дашку грыз. – Слащин вымученно улыбнулся. – Поставлю потом за нее свечку, спасла меня девочка.

Мне оставалось лишь выдохнуть от такой логики.

– Улики? – осведомилась сыскная машина, обернувшись к околоточному.

Тот подал нам несколько черно-белых пластин дешевой карманной обскуры. На первых двух были девушки. Первая действительно отделалась гораздо легче – на бледном лице только лишь выражение непонимания. На боку, в районе подреберья, пятнышко крови. Еще одна фотография – одежда снята и виден след от самого укола – форма нетипичная, оружие было трехгранным. Второй девушке досталось куда сильнее – белое клеенчатое платье черно от множества ран, горло разорвано. Длинные кудрявые волосы слиплись от крови. На лице выражение дикого, абсолютного ужаса.

Последние фотографии – следы босых ног на заполненной грязным месивом дороге. Все снято, как и положено, – подробно, четко, с лежащей рядом измерительной линейкой.

– Что думаешь о следах? –