Проклятие дома Грезецких - Тимур Евгеньевич Суворкин

Васильев остров и вскоре достигли района Чекуш. Локомобили разъехались. Наша машина остановилась посередине Квасцовой линии.

Толкнув дверь, я вышел на грязную, немощеную улицу. Зажатая между неуклюжими тушами цехов и рабочих бараков, она встретила меня дымом и непереносимым злоновонным запахом прелых кож, разносящимся от дубильных цехов. Их было здесь такое множество, что смрадная вонь пронизывала весь район. Впрочем, что район – даже на другой стороне реки, возле Нового адмиралтейства, стоял все тот же удушливый аромат.

Поскорее натянув свой отделанный замшей респиратор, я чуть перевел дух. Затем кивнул коллегам. Алексей Петрович с парой агентов отправились к концу линии, мы с Ариадной – в начало.

Пригасившая свет глаз, надевшая респиратор и очки на свое биофарфоровое лицо, моя спутница была сейчас неотличима от человека. Лишь белый халат на плечах делал ее совершенно чужой в этом мрачном районе. Впрочем, уж точно не мне, с моим элегантным серым плащом, было обвинять ее в неверном выборе одежды для Чекуш.

Оправив белый халат, Ариадна двинулась вперед. Я же приотстал, чтобы не смущать своим видом душегуба, если он решится напасть. Ночь была малодымной – ветер с залива относил пелену с улиц, и мне удавалось идти аж в двух десятках шагов от Ариадны и при этом не терять из виду одетую в белое напарницу. Держа одну руку на нагрудном фонаре, чтобы включить его в любой момент, а второй сжимая дробовик под плащом, я тихо двигался сзади, тщательно осматривая улицу.

Пока ничего необычного. Вокруг все те же замершие фабричные цеха, где только-только закончилась тянувшаяся с шести утра рабочая смена, да низкие, в четыре-пять этажей, покосившиеся, облепленные пристройками доходные дома и рабочие бараки, слабо теплящие свои грязные окна. Людей на улицах мало, и в основном они толпились возле дрянных питейных, которыми обильно оброс район.

Миновав высокую бетонную башню, возносящую над городским дымом особняк какого-то фабричного владельца, мы вышли к реке и немного постояли на набережной. Ничего – никаких следов упырицы.

Подойдя к ограждению, я прислушивался к шуму города. Плескала мазутной водой река. Грохотали по мостам грузовые локомобили. Протяжно ревели на том берегу быки, круглосуточно забиваемые на кротовихинских бойнях. Перекликались баржи, везущие к причалу неподалеку свежесрезанные шкуры. Стучали краны. Кричали грузчики. Надрывно кашляли в дыму выходящие из фабричных ворот работники, лишь только сейчас закончившие дневную смену. Надсадный кашель смешивался с отрывками несущейся сверху беззаботной музыки. Всполохи раздающихся в небе фейерверков освещали изнуренные лица. Высоко над нами, в Верхнем городе, опять что-то праздновали.

Я оглядел идущих людей – мужчины, женщины, дети в рабочей одежде. Большинство в марлевых повязках вместо респираторов. Люди шли молча, после четырнадцати часов работы мало у кого были силы на разговор.

– Какое же скотство. – Я вздохнул и отвел взгляд. Затем оперся на ограждающий набережную выщербленный, облезлый парапет.

Ариадна встала подле меня. На некоторое время повисло молчание.

– Сколько лет вы в столице, Виктор? – вдруг спросила она.

– Двенадцать.

– И вы делаете такое суждение только теперь?

– Да.

– Почему?

– Не знаю. – Я прикрыл глаза. – Может быть, некогда было? Я же первые годы при научных монастырях работал. Когда там трудишься, совсем другое видишь. В библиотеках да лабораториях до ночи сидишь. Ну выйдешь в храм на молитву, ну в трапезную еще или на стрельбище. В город не часто отправишься – работы по горло. Разве что лекции посетить.

– А когда поступили в сыск?

– Я агентом начинал. А агентов куда посылают? Туда, где от их умений больше пользы. А я техник, да еще и из древнего рода. Сама понимаешь, что на мне было. Взломы вычислительных мощей, безопасность информации, махинации в банках, расследования в Верхнем городе, монастырях. Это когда я до сыщика дослужился, меня уже на все подряд бросать стали.

Мы помолчали. Вышедшая из фабричных ворот толпа прошла мимо нас, растворяясь в черноте ночи. Вздохнув, я кивнул на ждущие нас улицы. Нужно было продолжать охоту.

Нашим поискам не мешали. Страх перед упырицей порядочно расчистил улицы, а банды предпочли затаиться – дело вышло резонансным, а потому на поиски выдвинулись даже закованные в броню усиленные жандармские патрули, основательно распугавшие местных преступников.

Лишь на Косой линии, рядом с кислицынским сиротским приютом, к Ариадне попытались подойти несколько крепких парней с молотками-чекушами, но моя напарница в ответ на это просто сняла очки и вывела на максимум яркость своих глаз. Бандитов смело с улицы. Один из них даже обронил оружие, и я не преминул подобрать его и рассмотреть.

Старый молоток с ржавыми следами крови. Тяжелый, но деревянный. Таким легко оглушить, но несколько сложнее проломить череп, чем его железным собратом. Я с удивлением посмотрел на оружие, а затем на стоящий невдалеке детский приют, построенный фабрикантом Кислицыным. Я взглянул на здание, на деревянный молоток, и если не надежда, то хотя бы ее тень появилась в душе. Может, хоть что-то хорошее в этом районе осталось. По крайней мере, тут еще не до самого конца забыли о гуманности.

Раздавшийся выстрел и отчаянный вопль вырвали меня из мыслей. Дым исказил крик, но лающий звук полицейского револьвера системы Каретникова я не узнать не мог. Следом за ним зазвучали хлопки шоковых разрядников. С проклятием я выхватил из-под плаща дробовик, раздался стук железных шариков – Ариадна обнажила лезвия.

Еще несколько выстрелов. Новые крики. Прорубив дым лучом нагрудного фонаря, я бросился на подмогу.

Минута – и мы оказались на месте. Трое агентов в переулке. Первый, одетый в белый халат, воет, катаясь по земле. Упырица не смогла добраться до его замотанной шарфом шеи, но зато разодрала зубами все, до чего сумела дотянуться. Кожаный респиратор превратился в лоскуты, щека, подбородок, все представляло собой темную от крови массу.

Два других агента сумели отогнать душегубку. Впрочем, один из них сейчас лежит с разбитой головой. Второй прислонился к стене. Вернее – вторая. Я узнал Серебрянскую. Ее защитные очки были забрызганы кровью, но даже сквозь них я увидел наполнивший ее глаза ужас. Агент указывала в конец переулка, и я тут же вскинул дробовик, оборачиваясь туда.

Луч фонаря вырвал из дыма тень. При виде нас упырица рванулась с места и буквально взлетела по невысокой стене одноэтажной котельной, перескочила с нее на устланные паропроводами мостки и взобралась на крышу краснокирпичного цеха.

Мы с Ариадной кинулись следом. Напарница в один прыжок оказалась на крыше котельной. Вытянув руку, она быстро помогла мне взобраться наверх. Мгновение – и мы одолели паропроводы, перебираясь на покатую крышу грохочущего, работающего даже посреди ночи цеха.

С залива ударил заряд штормового ветра, чуть было не сбросивший меня с ржавой жести. С трудом удержавшись на неогороженной крыше, я быстро осмотрелся. Дым разошелся. Свет полной луны высветил фабричный двор.

Здесь всюду были кости. Хребты, черепа, ребра, берцовые, бедренные, розоватые от крови и волокон мяса, они образовывали целые холмы, что заполняли территорию под нами. Мы стояли на вершине цеха костопального завода. Внизу деловито суетились рабочие, тащившие мешки с удобрениями из пережженной кости.

Я оглядел утыканную трубами, покосившимися деревянными надстройками и водяными баками крышу. Невдалеке от нас виднелась уводящая во двор ржавая пожарная лестница.

– Ариадна – двор, я крышу осмотрю, – приказал я. – Разделимся.

Ариадна вперила в меня