Чёрный ратник - Макс Гато

поднялся всего на несколько сантиметров, а труба вновь издала жалобный скрежет. Руки задрожали.

Я упёрся в трубу правой ногой, а затем рванул чуть выше и зацепился крюком за выступ карниза. По лбу градом текли капли пота.

Я выдохнул и оттолкнулся ногой от трубы, закидывая правый локоть на каменный парапет. Теперь я висел на карнизе на обеих руках. Моё тело болталось в воздухе, зато опора была надёжнее.

Я подтянулся, заскрёб ногами по каменной стене и кое-как смог зацепиться пяткой за карниз. Вот так, в раскорячку, я и сделал последний, финальный рывок и из последних сил забрался на узкий пыльный карниз.

Я едва помещался на нём, но даже так я хотя бы смог перевести дух. Пальцы были стёрты в кровь, а перед глазами бегали чёрные точки. Но главное — я был наверху, на карнизе. Я подышал несколько минут, позволяя себе восстановиться. Затем я медленно поднялся на локти. Карниз был не более полуметра в ширину.

Я сунул крюк обратно за пояс. Пальцы онемели и слушались плоховато, но первый этап был пройден. Передо мной находилось окно, ради которого я чуть не свалился вниз на камни. Оно было невысоким, с толстой деревянной рамой и двумя квадратами стекла.

Свет изнутри ослепил меня, и мне пришлось прищуриться. Я дал глазам немного привыкнуть и увидел, что там, за стеклом, был небольшой кабинет.

Магический светильник под потолком отбрасывал мягкие тени на стены. Вдоль них стояли шкафы с бумагами и документами. Но самое главное, что посреди царства бумаги и свитков стоял стол, и прямо за ним, склонив голову на сложенные руки, спал молодой паренёк в серой робе.

Похоже, что он был писцом, потому как перед ним лежало несколько стопок бумаг и стояла чернильница с пером. Паренёк явно вырубился от усталости.

Я использовал чёрную ауру и аккуратно прикоснулся ей к стеклу, а затем к раме. Но нигде я не почувствовал магической ловушки или защиты. Скорее всего, паренёк часто использовал это окно и потому деактивировал защиту. Либо магия была настолько тонкая, что мои нынешние способности не могли её уловить.

В любом случае, это был мой единственный путь внутрь.

Я осторожно прикоснулся к раме, проверяя, не заперта ли она наглухо. Дерево было старым, но при этом прочным. Проблема была в простой железной щеколде, которая уходила толстым язычком в паз на той стороне. Примитивно, но эффективно. Её нельзя было поддеть, только сдвинуть.

Я выдохнул и сдвинул поясную сумку вперёд, затем достал оттуда шило. Если бы не инструменты, я бы уже валялся без сознания на камнях. Я кое-как пристроился сбоку от окна, чтобы моя тень не упала на спящего писаря, затем медленно просунул тонкое шило в узкую щель между створками. Дерево предательски скрипнуло.

Кончик шила упёрся в железную поверхность щеколды. Нужно было зацепить её, не допустив громкого скрежета. Я выдохнул и принялся за работу.

Металл скользнул по металлу и… заскрипел. Звук казалось разнёсся по всей комнате. Писец на стуле пошевелился, что-то пробормотал сквозь сон и повернул голову на другой бок.

Пронесло.

Я вытащил шило и вставил его в щель снова, только под другим углом. На этот раз я упёр острие не в бок щеколды, а в её торец, стараясь так сдвинуть её в сторону.

Я надавил. На этот раз всё пошло лучше. Я не спешил и медленно двигал щеколду в сторону. Она поддалась не сразу, но капризно сдвинулась на сантиметр, а затем ещё на один. Между ней и пазом образовалась достаточная щель, чтобы её поддеть.

Я перехватил шило левой рукой и надавил, одновременно потянув инструмент на себя. Раздался глухой щелчок — негромкий, но отчётливый в ночной тишине кабинета.

Путь был открыт. Писец даже не дёрнулся, всё так же спал, погружённый в свои сны. Я убрал шило в сумку и вытер ладони о штаны.

Я осторожно потянул окно на себя.

Писец всхрапнул, его стул скрипнул.

Я подождал пару мгновений и, как змея, проскользнул в окно, медленно отводя створку в сторону, чтобы не задеть её плечом. Оказавшись внутри, я первым делом прижался к стене рядом с окном, там, куда не доставал свет магического светильника.

В комнате пахло старой бумагой, чернилами и пылью, а сам воздух был спёртым. Я окинул кабинет взглядом. На стенах висели грубо сколоченные полки, а бумага валялась даже на полу. Спина писца поднималась и опускалась в ровном ритме. Это означало, что он точно спал. Дверь в коридор, или куда бы она там ни вела, была где-то в пяти шагах от него.

Я сделал один шаг, осторожно распределяя вес, затем второй и третий. Я оказался в середине кабинета. Я поднял ногу, и в этот момент писец снова заворочался. Он что-то пробормотал, его рука бессознательно потянулась к шее.

Я застыл в неестественной позе: одна нога в воздухе, тело наклонено вперёд. Мышцы спины и ног напряглись до предела. Писец повозился секунду, вздохнул и снова затих. Я сделал несколько осторожных шагов и оказался у крепкой деревянной двери с железной ручкой. Я медленно обхватил её и надавил. Дверь поддалась беззвучно, она явно была хорошо смазана.

В комнату ворвался поток прохладного воздуха и тусклый свет из коридора. Я бросил последний взгляд на писца и бесшумно вышел в коридор, медленно прикрывая за собой дверь.

Я облокотился на шершавую прохладную стену, стёр пот тыльной стороной ладони и достал карту. Пора было понять, куда я попал.

Я осторожно развернул свёрток, который мне вручил Олаф. Стоило моим пальцам коснуться поверхности, как бумага отозвалась лёгкой вибрацией. На поверхности начали проявляться и сплетаться в чёткую схему тусклые линии.

Перед моими глазами был план третьего этажа башни архива, на котором я и находился. Я видел лабиринт из коридоров, комнат и лестничных пролётов. Но самое главное — на карте среди них двигались слегка светящиеся точки. Одна из них, неподвижная, была прямо рядом со мной, за соседней стеной. Я чуть не присвистнул. Карта показывала не только точное строение этажа, но и людей, присутствующих на нём.

Точки были размытыми, без деталей, и определить, кто именно это был и сколько человек, было практически невозможно. Я нашёл и своё местоположение — маленький кабинет на окраине этажа.

На краю карты загорелись буквы. Там отобразилась моя цель — секция «Срочные донесения» на пятом этаже в противоположном крыле здания.

Я прищурился, вглядываясь в карту, и пробежался по старой бумаге пальцем. Самый прямой путь лежал через