КОМ-5 (Казачий Особый Механизированный, часть 5) - Ольга Войлошникова

перелистнул страницу. Покраснел тоже. Перелистнул ещё.

— У-у, — протянул Дашков, — а вот это интересно.

Тут мы с Багратионом и Хагеном не выдержали и начали ржать. Петя чуть на нас не рассердился, но потом тоже захохотал.

— Мог бы и поделиться, между прочим, — слегка обиженно сказал Иван.

— Да бери, хоть конспектируй! Моя всё равно сказала, что невозможно живых людей в такие крю́ки согнуть. Ну разве что кроме некоторых вариантов.

— Разве что кроме нек… Илья! Ты что — это Серафиме показывал⁈

— И вовсе не я! — отбрехался я живо. — А Дарья!

— Дарья⁈ — Иван посмотрел на Серго, едва не уронив челюсть на пол. — Так она что — всем показывала? И… и Маше?..

— И Сонечке?.. — поражённым эхом отозвался Витгенштейн.

— Да ладно вам, пуритане! — хлопнул их по плечам Серго. — Ну посмотрели девочки одним глазком. Зато не будут спрашивать: ах, как можно этим в живого человека тыкать?

Тут Дашков не выдержал и начал хохотать, да так заразительно, что все в конечном счёте снова ржали, утирая слёзы.

— Так, — совершенно серьёзно сказал Пётр, отсмеявшись, — мне надо выпить. Но книжку я почитать возьму. В смысле — посмотреть.

— Сперва я! — ревниво потянул к себе томик Иван. — У тебя свадьба когда ещё! Успеешь.

— Вы ещё подеритесь! — усмехнулся я. — Да не порвите. Книга всё-таки.

В общем, вместо протрезвина мы выпили ещё по рюмке — чего нашлось. Нашёлся в кабинете только коньяк в придачу к набору стопок, в гостиную мы выбираться не хотели, так что его и употребили. А потом ещё по одной. И Серго, главный провокатор сегодняшнего вечера, возьми да спроси Дашкова:

— А Есения-то на тебя как поглядывает! — Да, наша компания как-то незаметно перешла с ним на «ты». — У вас серьёзно с ней?

Михаил снова слегка покраснел:

— Я, господа, честно сказать, и сам не знаю…

— Да ну? — не поверил Иван. — Нам-то не ври. Все признаки интереса налицо.

Михаил заглянул в пустую стопку и нетрезво, очень грустно вздохнул. Серго тут же ему подлил и сурово велел:

— Рассказывай!

Дашков опрокинул коньяк и начал:

— Полтора года назад, летом, гостил я в поместье у дядюшки. Деревенская пастораль, представьте себе, свежий воздух, а главное — огромный полигон, на котором ничего не страшно сжечь. А у меня как раз, понимаете, вторичный прорыв дара пошёл, и маман страшно боялась, что я сожгу городской особняк. Так у дядюшки мне организовали пожаростойкий домик на отшибе, у речки, со всей возможностью тренироваться хоть до посинения.

— Это всё прекрасно… — Витгенштейн очень глубокомысленно подпёр подбородок ладонью, уперев локоть в стол… ну промахнулся пару раз мимо края — но в конце концов же попал! — Но при чём тут наша милая целительница?

— Имейте терпение, господа, сейчас всё разъяснится! — успокоил Серго всех скопом. — Рассказывай, Миша. И что? Поселили тебя на отшибе?

Дашков несколько раз покивал:

— Живу. Никого не трогаю. Еду прислуга носит. Отрабатываю эти… пр… при-ё-мы. — Он тряхнул головой. — Особенно мне тогда огненные фейерверки нравились. Выйдешь к речке с утреца — как шарахнешь, чтоб сразу целую линию!.. — он мечтательно вытянул руку, и мы в пять глоток заорали:

— Э! Э! Э! Тихо-тихо! Никаких фейерверков!

— Ч-ш-ш-ш… — согласился Дашков. — Понял.

— Так что Есения? — снова спросил Петя.

— М-м-м… Есения!.. Однажды играюсь себе с огнём — и вдруг! Слышу — в ладоши хлопает! Поворачиваюсь — она. Коса простая, золотая, пушистая… платье такое… — Он изобразил руками нечто эфемерное. — А глаза зелёные, как у лесной нимфы… Как ей всякие огненные фигуры нравились! Ну и как-то… — Михаил покаянно вздохнул. — Я же не знал, что она — самого профессора Боброва дочка… Она просто сказала, что её Еся зовут.

— Так вы что?.. — вопрос Ивана повис в воздухе.

— М-гм… — снова кивнул Михаил. — Какое лето было… Сумасшедшее! А потом… однажды она не пришла. Август заканчивался. А вскоре и я уехал. И… Господа, я ума не приложу — как теперь себя вести⁈

Я мучительно вспоминал: за чем же я хотел в кабинет-то зайти?

— Так! — я решительно дёрнул второй ящик стола. Забрякали снадобья в кассетах-коробочках. Выставил бутыльки с протрезвином на стол. — Господа, нам нужна трезвость мысли.

Мы разлили на донышки стопок по полфлакончика. Выпили. Посидели.

— Маловато будет, — критически сказал Витгенштейн, — ма-ло-ва-то…

Приняли ещё.

— Ну вот! — Великий князь повёл плечами, взбадриваясь. — Значит, нужен практический совет? Что ж… Выходит, вы с ней расстались внезапно и умудрились в университете не столкнуться друг с другом с тех пор, как ты, Миша поступил на экстерн? — Дашков всё ещё не вполне трезво кивнул. — М-гм. И всё равно! Я считаю, что сегодня тебе удалось произвести на неё более чем благоприятное впечатление. А теперь его следует закрепить. Пока эффект не развеялся.

И как пошёл чесать! Вот где ловелас записной. Как подойти, чего сказать, как смотреть, как дышать… Я слегка утрирую, но разве что слегка. Как чего дарить, какие цветочки преподносить, куда водить можно, а куда — Боже упаси!

— И серенады не пой! — вставил свои пять копеек Витгенштейн, многозначительно воздев к потолку палец. — Нынче это уж не модно. А вот на танцы сходить — это вполне.

— Не скупись на комплименты! — категорично заявил Серго. — Девушки — э! — ушами любят!

— Но помни, что ей нужно время, — добавил Хаген. — Не стоит слишком форсировать события. И будь деликатен.

Дашков почти в отчаянии посмотрел на меня. Я ж сижу молчу. Где советы?

— Если бы я всё это исполнял, — честно ответил я, — то, наверное, до сих пор бы не женился. Но так-то всё правильно, не поспоришь.

Бедный Миша в отчаянии запустил руки в шевелюру.

— Только волосы не рви, — попросил я, — наши дамы не любят беспорядка.

Это замечание заставило Дашкова снова захохотать. Вот характер подвижный!

— Спасибо за заботу и помощь, господа! — объявил он всем, раскланиваясь. — Постараюсь учесть все ваши ценнейшие замечания. И, пожалуй, начну с попытки сопроводить даму до общежития. — Он смахнул с рукава воображаемую пылинку, проверил