Александр Маркьянов - У кладезя бездны. Часть 4

Вечером, не выдержав взвинченного темпа, устроенной им самим игры в одиночку на нескольких досках против нескольких противников — Ирлмайер сделал то, что не делал уже несколько нет — он просто напился. Не столько напился, сколько перебрал… выпил вместо двух бокалов целую бутылку красного итальянского вина, а потом добавил еще и полбутылки граппы, виноградной водки из выжимок. Он просто хотел нормально заснуть и несколько часов поспать, не просыпаясь от кошмаров. В результате — ночью он и в самом деле спал, с утра он выглядел относительно нормально, но вот голова просто раскалывалась. И два сырых яйца с кетчупом — ничего не изменили…

Еще вчера, услышав, куда они едут — Секеш помрачнел как туча, но не сказал ни единого слова — как истинный немец он не считал возможным оспаривать приказы командования. Вечером Ирлмайеру было плевать на недовольную рожу Секеша — но он не спал всю ночь и утром — гробовое молчание в машине вывело из себя даже его. Ирлмайер не выдержал.

— Черт возьми, Секеш, что с вами? — спросил он — вам что, не нравятся мои приказы?

— Все в порядке, герр генерал-лейтенант — ответил Секеш, сидевший на сидении Хорьха справа — впереди, там, где обычно сидит начальник охраны.

— Тогда в чем дело? Почему у всех лица, как на похоронах?

Секеш помолчал. Потом кратко сказал:

— Болонья — плохое место, герр генерал. Очень плохое.

— Чем же оно плохое?

— Здесь пролилось много крови. Едва ли не больше, чем в Риме…

— Черт, теперь это такой же город, как и любой другой. Просто будьте повнимательнее, и все.

— Так точно.

Ирлмайер достал трубку спутниковой связи, включил шифровальную программу, набрал номер информационного центра

— Это два — один — два — назвал он свой уровень допуска — есть для меня сообщения?

— Сообщений нет.

Ирлмайер раздраженно отключил трубку. Это дело основательно вымотало его… он уже пожалел, что занялся им лично. В конце концов, его дело — отдавать приказы из Берлина, а не мотаться по Италии. Свинство!

Свинство…

Встреча была назначена на самой окраине Болоньи, в старом, непонятно кому (хотя понятно, кому, католической церкви, кому же еще) принадлежащем здании. Здание это располагалось у Порто Сарагоцца, старых городских ворот и примерно отсюда же — начиналась длинная крытая галерея к храму Святого Луки, защитника и покровителя города. Храм возвышался над городом на три сотни метров и его купол был виден почти из любой его части. В этом месте — было много туристов и мало места, машины протискивались как в густом киселе, водитель постоянно давил на клаксон, отпуская крепкие слова на немецком…

У дома с аркой — им объяснили именно так — стояла полицейская машина, точнее — машина карабинеров, перегораживая улицу.

— Герр генерал? — напряженным голосом сказал Секеш

— Все нормально. Источник ездит с охраной…

Мелькнула мысль, что напрасно он взял с собой слишком много народа: восемь человек охраны, это восемь посвященных. Но скоро это не будет иметь никакого значения. Предписанное — созиждется и никто не сможет это остановить.

Внутренний дворик оказался неожиданно просторным. В центре его стоял давно уж не работающий фонтан и было что-то вроде разворота. На этом развороте стояли три совершенно одинаковые Ланчии Темы, номера на машинах были ватиканские. Никого кроме водителей, о чем-то азартно спорящих у капота одной из машин и привратника у дверей — во дворике не было.

Ирлмайер хотел открыть дверь и выйти — но Секеш придержал дверь и вылез первым. Какое-то время он настороженно оглядывался по сторонам, неспешно ощупывая глазами старинные окна, окованные железом двери, лакированную сталь машин у крошащегося серого камня фонтана, словно впитывая раскаленную неподвижность летнего болонезского дня. И даже водители, азартно спорящие у машины, посмотрели не него недоуменно, прежде чем он открыл дверь пассажирского отсека Хорьха…

— Что-то не так? — раздраженно осведомился Ирлмайер. Ситуация в Швейцарии не давала ему покоя — не может быть, чтобы русский не догадался, и если он догадался, он станет много опаснее. А если жив еще и Полетти…

— Я должен идти с вами, господин генерал — сказал Секеш

— Это невозможно.

— Я должен идти с вами — повторил венгерский дворянин с упорством и бесстрастностью пластмассового пупса с синтезатором голоса

— Хорошо. Но не удивляйтесь, если я посажу вас под замок до окончания операции, друг мой… — уверенность начала возвращаться к начальнику гестапо. В конце концов — он выворачивался и в более худших ситуациях в Африке и в его распоряжении — вся машина рейхсбезопасности. Наверное, это первый случай в истории РСХА, когда операцию доводит до конца человек в чине директора Управления. Это станет триумфом.

Привратник открыл перед ними двери — и начальник гестапо и его телохранитель ступили в прохладу старого каменного болонского дома. Лестница была крутой, довольно широкой, она вела только к одной двери. Перед дверью — генерал-лейтенант сил полиции, доктор Ирлмайер остановился — но только лишь на мгновение, хваленая осторожность африканского пустынного шакала изменила ему. И графу Секешу — ничего не оставалось, как последовать за ним…

Кардинал Коперник стоял у окна, в бокал — лилась струя янтарного, попахивающего благородным дымком напитка. Горлышко бутылки позвякивало о стакан.

— Что вам нужно? Вы же сказали, что все пройдет нормально. Что мне ничего не придется делать.

Ирлмайер повернулся к Секешу

— Здесь все нормально? Тогда подождите на лестнице!

Секеш осмотрелся — но ничего не привлекло его внимание, и он покинул помещение.

— Что вам нужно?

— Что слышно в Ватикане? — вопросом на вопрос ответил Ирлмайер

— Вчера приезжал кое-кто. Из Мехико-сити.

Ах… даже так.

— О чем был разговор. О чем они договорились?

— Не знаю.

— Врете. Вы врете, кардинал. Что они решили?

Щелкнул за спиной металлический замок — и Ирлмайер понял, почему Коперник встал у окна… чтобы он встал к нему лицом и спиной к стене! И поэтому же — в комнате полумрак, его глаза привыкли к солнцу, и он не сможет ничего сделать в те несколько секунд, когда это будет нужно. Секеш был прав. Ловушка — захлопнулась.

Надо отдать должное начальнику гестапо, доктору Манфреду Ирлмайеру, он умел играть теми картами, какие ему попались при сдаче. Видя нацеленные на него автоматы — он поднял руки, нехорошо улыбаясь. Все новые и новые люди — входили через потайную дверь в стене, и у всех было в руках оружие.

— Не ошиблись? — спросил он

Швейцарские гвардейцы, верные как собаки исполины, ничего не ответили, они стояли полукругом, нацелив на германских пришельцев свои автоматы, готовые открыть огонь. В залу — вошли еще двое, стволами автоматов подталкивая Секеша

— Вы пришли к нам не как гость, но как завоеватель — сказал падре Солицио, зашедший следом за автоматчиками — какого еще приема вы ждали? Кстати, давно не виделись, еще с Аддис-Абебы, верно?

— Да, поп… — задумчиво сказал Ирлмайер — зря я не приказал убить тебя еще там, в Аддис-Абебе…

Кардинал — молча, стараясь ни на кого не смотреть — вышел тем же путем, что появились гвардейцы

— Пути господни неисповедимы — сказал падре — разве стоит печалить о несвершенном зле, а, доктор?

— А как насчет зла совершенно тобой, а, поп? Или ты думаешь, я не знаю о твоих сатанинских служениях в заброшенных церквях?

Падре пожал плечами

— Разве есть такой грех, какой не может отпустить Папа Римский? Тем более — все это сделано к вящей славе Божией. Благодаря этому — в наших руках те, кто принимает решения в этой стране. Они не могут творить добро, не умеют этого — но даже их зло послужит святому делу возрождения Церкви.

— А как же жизни тех, кого ты принес в жертву?

— Они сейчас с Господом Нашим, вкушают прелести рая в райских кущах. И их смерти — тоже послужат святому делу.

Ирлмайер покачал головой

— Ты ошибаешься в одном, поп. Ты можешь приказать убить меня — но ты никогда не узнаешь, кто придет за тобой. А за тобой придут, можешь не сомневаться…

— Возможно, вы будете столь любезны, что…

— Эти часы точные? — вдруг спросил Секеш, кивая на старинные напольные часы, отсчитывающие последнюю минуту часа.

— Полагаю, что да… — ответил падре Солицио, и в его глазах вдруг мелькнуло понимание. Но сделать он ничего не успел.

Во дворе — раскатом близкого грома ударил сильнейший взрыв, и долей секунды раньше — на пол полетел тот, кто знал, что это произойдет — Секеш! И не только упал сам — но и подбил ударом под колено Ирлмайера, который неловко упал рядом. Ни один из швейцарских гвардейцев не успел ничего сделать…

Раскаленные газы образовали фронт ударной волны, распространяющийся со скоростью несколько сотен метров в секунду от эпицентра. Четыре килограмма пластида сделали свое дело. Ударная волна молотом врезалась в стену старого дома, одновременно вышибая все окна. Осколки полетели по залу, калеча и убивая все, кто стоял на ногах и был ближе всего к окнам. Больше всего досталось гвардейцам, падре Солицио же просто отбросило от окна, искалеченного осколками, обожженного, контуженного и ослепшего. В считанные доли секунды просторное помещение наполнилось пылью и дымом, было нечем дышать, уши ничего не слышали, кроме стрекота миллионов средиземноморских цикад…