Вероломный бог - Кэмерон Джонстон

как наткнуться на жертву поножовщины в Крольчатнике. Перепуганный Линас выглядел так, будто его сейчас стошнит. Отважные искатели приключений, ничего не скажешь. Но я не собирался уходить без награды, чтобы Харальт не думал, будто заставил нас расплакаться и намочить штаны как детишек. Я положил палку на пол и вытер потные ладони о плащ.

Моя рука зависла над черной рукоятью, торчащей из груди скелета. Я немного подумал, поднял палку и отдал Линасу.

– На всякий случай, – сказал я, изображая, будто он бьет ей как дубинкой.

Если в деле замешана магия, ни в чем нельзя быть уверенным.

Моя рука снова оказалась над рукоятью. Я медленно опустил ее, тихонько коснулся рукояти указательным пальцем и тут же отдернул. Сердце выпрыгивало из груди. Кожу покалывает? Или мне кажется? Это магия? Или у меня паранойя? Да, с пальцем ничего не случилось. Я глубоко вздохнул, чтобы успокоиться.

– Не пугай меня так, Бродяга, – взмолился Линас.

Костяшки его пальцев побелели от напряжения.

– Прости, – прошептал я.

Набравшись смелости, я обхватил рукоять и потянул. Она легко поддалась, осыпав меня костной пылью и бронзовой стружкой.

Мы уставились на большой зазубренный черный нож. Жуткое и примитивное оружие, но сразу было ясно, что эта примитивность достигнута благодаря большому мастерству. Я взвесил его в руке. Несмотря на странный вид, он был прекрасно сбалансирован и гораздо больше соответствовал моим представлениям о магическом оружии, чем нарядные мечи из сияющего золота и серебра. На мой взгляд, оружие должно убивать.

– Он магический? – спросил Линас. – Выглядит нелепо.

«На вкус и цвет», – подумал я.

– Понятия не имею. Мой Дар еще не начал созревать. А твой?

– Пока нет, но я очень надеюсь, что это скоро случится.

Я осмотрел клинок, осторожно коснулся одной зазубрины и обнаружил, что он все еще острый. Я поднял его и поискал клеймо мастера. Ничего. Увидев, что из пальца по лезвию стекает кровь и капает на скелет внизу, я моргнул. Когда это произошло? Внезапно палец запульсировал. Я даже не почувствовал, как порезался.

– Ай, какая же острая эта…

– …хрень, – произнес язвительный голос на старом эшаррском.

Я поморщился от боли, слово обожгло мне разум. Я понял его только потому, что после поступления в Коллегиум первым делом изучил ругательства.

Я поднял нож и крутанулся, оглядывая комнату.

– Кто это сказал?

– Что сказал? – озадаченно спросил Линас.

Я посмотрел на окровавленный нож, а затем на скелет и в ужасе замер. В пустых глазницах скелета и дырке на лбу мерцал гнилостный зеленый свет.

– Нужно заключить договор, – сказал голос. – Поторопись.

– Ч… ч… что? Понятия не имею, о чем ты. Кто ты такой?

Нож пульсировал у меня в руке.

Руны на доспехах скелета ярко вспыхнули. Затвердевший панцирь слизи превратился в ручейки, струящиеся по кровати. Они подхватили и поглотили дохлых крыс, превратив в ленты пульсирующей плоти, обвивающиеся вокруг костей и черепа. Огромный скелет с пылающими жутким огнем глазницами и дырой во лбу поднялся на ноги и потянулся ко мне. Я стоял как истукан.

Меня спас Линас. Он вскрикнул и взмахнул палкой, пробив скелету череп.

Монстр рухнул обратно на кровать, в массу извивающейся плоти. С пола взметнулась пыль и окутала тело. Сформировались розовые и серые органы, просочились между костями и бронзой и отвратительно задрожали в животе. На черепе из блестящих мышц стало формироваться безмолвно кричащее нечеловеческое лицо. В глазницах появились желтые глаза, и еще один – прямо посреди лба.

– Бежим! – крикнул Линас, толкая меня к двери и не выпуская из рук палку.

Что-то впилось в мой разум, внутри меня пробивались колючки чужой мысли. Я споткнулся и упал на одно колено. Когда колючки отступили, я понял, что должен сделать. Быстрый взгляд на оживающий скелет убедил меня в том, что это единственный выход.

В голове возникло имя.

– Расчленитель, – произнес я, проводя ножом по предплечью. – Моя кровь – твоя кровь. Моя плоть – твоя плоть. Мои враги – твои враги.

По телу пробежала дрожь, соединяя нас. Этот договор действовал в обе стороны. Он заставлял меня напасть.

Нож вонзился сквозь заколдованную бронзу прямо во внутренности нежити. Тварь с воплем отшатнулась. Я колол и резал, вонючая жидкость текла по моему лицу. Меня переполняла безумная энергия. Я был неуправляем, безумен и кричал от ярости, которая врывалась в меня из ножа.

– Беги! – зарычал я Линасу, борясь с желанием вырвать ему глотку зубами и напиться горячей крови.

Вместо этого я продолжил рубить мясистую тварь, возникающую из мертвых костей. В голове росло невыносимое напряжение.

Линас побежал. Я услышал, как открылась дверь, и увидел, как свет его фонаря исчезает в туннеле, преследуемый моим маниакальным смехом. Черный нож с легкостью резал чудовище, проходя сквозь доспехи, словно сквозь мягкий сыр. Глаза застилала красная пелена, в сердце кипела жажда крови. Напряжение в голове взорвалось. Что-то сломалось у меня внутри.

Мой Дар пробудился.

Ветер с воем кружил вокруг камни и мусор. Меня захлестнула неземная сила, в голове проносились тысячи обрывочных мыслей из города. Слишком много… Слишком… слишком…

Когда я пришел в себя, оказалось, что я залит кровью и покрыт осколками костей и ошметками плоти. Голова твари, насаженная на вбитый в пол деревянный кол, разевала рот, словно щука. В трех жутких глазах мерцал свет. Кем бы ни было это существо, даже оно не могло справиться с тем, что я с ним сделал. Мы таращились друг на друга, а я и смеялся, и плакал, весь дрожа после рождения магии.

Потолок частично обрушился, засыпав и дверной проем, и дыру, сквозь которую мы пролезли, каменными глыбами, которые я и не надеялся сдвинуть с места. Я оказался в ловушке, но цеплялся за слабую надежду, что Линас каким-то образом выбрался и бежит за помощью. От этой мысли я всхлипнул. Ну кто вернется за таким ничтожеством? Линас меня почти не знал. Если улицы Сетариса меня чему-то и научили, то тому, что полагаться можно только на себя. И даже если Линас выбрался, никто не поднимет задницу, чтобы раскапывать завалы. Масло в фонаре почти закончилось.

После того как фонарь погас, я провел несколько дней, точно не знаю сколько, в почти полной темноте, единственным источником света было тусклое гнилостное свечение в глазах твари. Думаю, я слегка помешался, звал на помощь и царапал стены ногтями, пока из ободранных пальцев не пошла кровь. Пересохшее горло постепенно превратилось в засыпанный песком пергамент, губы потрескались, живот сводило от голода. В конце концов я начал слизывать влагу со стен и грызть