Ферма - Елена Федоровна Янук

Гнев обычно невозмутимой Марины немного привел в чувство жителей фермы.

— Мужики, бросайте свой скарб, сейчас не до него! Семен, быстрее! Ивета, оставь детей матерям, они здесь лучше ориентируются, а сама помоги мне. — Я вручила малыша, что был у меня на руках одной из мамочек, и кивнула Марине.

Очередной взрыв разнес дорожку, по которой я ежедневно ходила к амбару.

— Недолет… Девушки быстрее! — Кое-как похватав на руки кричащих от испуга детей, женщины повели детей к конюшням у леса.

Из тех мужчин и женщин, которые остались, кто-то взял оружие со знанием дела, а кто-то с опаской, и теперь неловко крутил его в руках.

Собрав их вокруг себя, Марина спокойно сказала:

— У вас только две задачи: не ранить друг друга, и задержать врагов у входа. Надо дать нашим войскам немного времени! А теперь внимательно смотрите сюда… — Комментируя каждое свое действия, словно мы находились в спокойно комнате, а не под обстрелом, она уверено передернула затвор, пускаясь в краткие объяснения, показывая, как надо пользоваться оружием, подстегивать магазин и прочее.

Когда защитники, неуверенно держа оружие, пригнувшись, рассредоточились напротив проема, ожидая прорыва упырей, Марина проводила их раздраженным взглядом.

— Это все Георг, я говорила ему, надо готовить к обороне не только упырей… а он… «вот пополню боезапас, тогда…», а теперь они не знают с какой стороны к автомату подойти!

Повернувшись к Семену, Марина приказала увести отсюда людей, которые пытались потушить относительно целые дома с этой стороны улицы.

Тут раздался еще один взрыв, окатив нас землей с кусками льда. Защитники попадали на землю, укрываясь от очередной атаки упырей за обломками бревен. Бронемашина, которую было отчетливо видно через проем, повернув башню в нашу сторону, стала прочесывать ферму из крупнокалиберных пулеметов. Все упали, где стояли.

Я укрылась за небольшим обломком крыши, который вяло тлел, и не от чего не закрывал, кроме вражеского взгляда.

— Не высовывайтесь!

Приказ Марины был явно лишним.

Все давно разбежались и попадали на землю, вокруг никого не осталось. В считанных метрах по земле хлестнула пулеметная очередь, и меня обдало градом ледяных осколков и земли.

Марина выругалась и поползла к горящему дому, возле которого упал раненый.

Стрельба на какой-то миг затихла, но я была оглушена и потеряна, не в состоянии понять куда бежать, при этом осознавая, что засиживаться здесь, прямо перед проемом, смертельно опасно.

Рядом что-то кричали, за стеной вновь начали стрелять.

Молодой светловолосый парень, который отвечал на ферме за лошадей, видимо выскочивший из дома в одной рубашке довольно ловко управлялся с автоматом и другим оружием. Используя стену как прикрытие, он подполз сбоку к пролому, и что-то швырнул в сторону военной машины… Раздался взрыв. Обстрел резко закончился. Звук стрельбы на миг затих даже в лесу.

Вдруг в еще светлом небе взлетела ракета. Как я помнила из пояснений Кнута, зеленая ракета означала: «Начинаем атаку». Оставшиеся в подвалах, должны перевести пушки на ручное управление, чтобы не ранить своих.

Наконец!

Поискала глазами Марину. Она давно была около раненых, которых в ряд сложили на шубы, и этого не видела, так что атаке Кнута радовалась я одна. Вернее, хотела радоваться. Страх, что они ничего не смогут сделать был слишком силен, чтобы заглушить его только надеждой.

Судя по перестрелке и взрывам, за стеной шел жаркий бой. Здесь же все стихло. Тихо потрескивали бревна горящих домов, переговаривались испуганные люди, стонали раненые.

Я с трудом поднялась и побрела к стене, всматриваясь в свежий пролом…

— Даже оружие тебе не дала, чтобы не лезла в гущу, а ты сюда выползла! — Я обернулась к рассерженному доктору и растеряно растянула губы в улыбке.

— Я не успела никуда уйти. Раненых много?

Марина тяжело вздохнула, и к ней вернулось всегдашнее спокойствие.

— Не очень… Э-э, да у тебя кровь? Ты ранена? — Я удивленно посмотрела на себя. На самом деле мои плечи, руки и даже ладони были в крови.

— Наверно осколками льда порезалась… — Несмотря на это, почему-то боли я не чувствовала. — У меня ничего не болит!

— Поговорим об этом позже, когда шок отойдет, — с легким раздражением отозвалась Марина. — Но раз можешь ходить, сбегай ко мне в дом…

— Хорошо, а что сделать? — хрипло отозвалась я. Хотя мне сейчас хотелось прижаться к надежной Марине, и никуда от нее не отходить.

— Мне нужна моя самая большая медицинская сумка, в которой хранятся антисептики и бинты. Принеси…

Я поспешно кивнула, и с опаской оглядываясь на ходу, — пулемет больше не стрелял, взрывов не было, слышны были только автоматные очереди и визжащие звуки настенных пушек Георга, — побежала к домику Марины.

Чем дальше я отбегала, тем тише становились стоны обожженных и раненых, и громче казалась тишина, нарушаемая шепотом укутанного льдом леса.

Неужели все? Как мне этого хотелось! Но, опасаясь даже надеться, я бежала из последних сил к домику доктора, наивно мечтая, что когда вернусь, все кончится и станет как прежде.

В глубине фермы кипела жизнь. Суетились люди: передавая воду, тушили огонь в тех домах, которые еще можно было спасти. А в самом крайнем из сгоревших строений спасали кошку, которая, видимо, вылезла через чердак на крышу и, бегая по задымленному и начинающему гореть краю, оттуда истошно орала.

— Прыгай… вот глупая животина, — негромко выругался невысокий худой мужичок. Остановившись под истошно кричащей серой кошкой. Но, не выдержав ее жалобных криков, сплюнув, он вылил на себя ведро воды, и попытался войти в дом, чтобы спасти животное. Но его схватили и удержали соседи, тушившие дом рядом:

— Не вздумай! Крыша-то совсем прогорела, вот-вот обвалиться! Ты и ей не поможешь, и себя угробишь! А кошка сейчас спрыгнет, кошки — они животинки неглупые! А это Маруська, умная кошка, труженица…

Буквально удерживая смельчака силой, все принялись звать кошку к себе…

Что случилось дальше, я узнала, когда уже бегом возвращалась с сумкой Марины. Возле обрушившегося дома стоял тот мужичок и, прижав к себе спасшуюся кошку, нежно ее гладил. Рядом стояли соседи, которые печально наблюдали, как догорал второй, еще недавно целый дом.

— Вишь, Марусь, пока мы тебя спасали, их дом-то того… сгорел.

Георг

Что такое боль?

Я с трудом закрыл глаза, веки стали тяжелыми, почти неподъемными…

Вес век, замедление мысли… и боль — все так субъективно... Наверное, как и