Прах - Элизабет Бир

Персеваль, которая застыла, скрестив руки на груди и вскинув голову, могла бы заменить собой статую под названием «Непокорность».

– Ариан Конн, – ответила она. – После того как приняла мою почетную капитуляцию.

Лицо Бенедика не выдавало никаких эмоций, но Риан все еще держала его за руку. Она почувствовала, как напряглись сухожилия, а затем ощутила момент, когда он решил взять контроль на себя.

– Это послание предназначено мне, – сказал он. – Мне страшно жаль, именно ты приняла удар на себя, сэр Персеваль, и я сделаю все, чтобы возместить тебе ущерб.

Он говорил так спокойно, что Риан захотелось его ударить. «Как ты смеешь взять на себя ответственность за нее? – подумала она. – «Положение обязывает» – это прекрасно, но Персеваль – не твоя собственность; она сама себе хозяйка, и она больше сестра мне, чем ты – мой отец. Неужели ты считаешь, что ей не принадлежит даже ее собственное увечье?»

Но затем Бенедик повернулся к Риан, и она уже могла думать только о том, какой он высокий, и как он смотрит прямо на нее, и о том, какая сильная у него рука. Глубокие морщины, тянувшиеся от его носа к углам рта, заставляли предположить, что он никогда не улыбается. Его волосы были лаково-черными.

– Прости, Риан, – сказал он. – Это мой отец решил, что тебя нужно вырастить в неведении. А я сделал все возможное, чтобы ты получила лучшее воспитание.

– Голова, – сказала Риан, внезапно все поняв. – Голова служит тебе.

– Голова служит только тем, кому хочет, – возразил он. – Но я считаю его своим другом. Пойдемте, пожалуйста. Мы возвращаемся домой.

* * *

Персеваль еще никогда не видела зиму.

Домен Бенедика был раем – больше, чем у Мэллори, и в нем росло много голых черных деревьев с обледеневшими ветвями. Они вышли на высокий утес, под которым находилось что-то вроде долины. Все было темное, с настоящей ночью, и замерзшее.

– Вы на дне мира, – сказала Риан, выгибая шею.

Гэвин – который снова присоединился к ним – прижался к ее шее. Персеваль последовала его примеру. Где-то далеко, далеко наверху, сквозь панели, края которых покрылись инеем, пробивался яркий блеск звезд.

Гравитация здесь была очень невысокой; Риан подпрыгнула.

– Как же здесь темно, – сказала она.

– Зеркала, – ответила Персеваль, думая о том, кому именно она должна доказать свою ценность. Она не смотрела ни на Бенедика, ни на Тристена, не хотела выяснять, одобряют ли они ее. У нее за спиной позвякивали доспехи ополченцев. – На темной стороне есть зеркала, которые отражают свет. А на солнечной есть щиты-затенители.

– Мой дом внизу, – сказал Бенедик.

Персеваль разглядела огни и подумала, что «дом» – неподходящий термин для постройки, которую скорее следовало бы назвать «замком». Она посмотрела влево, на Риан и Тристена, и увидела, что их дыхание клубится в воздухе.

Это заворожило ее. Она вытянула руку и стала смотреть на то, как дыхание Тристена – бело-голубое, как и его кожа, – завивается вокруг ее пальцев. Он бросил на нее взгляд, а затем выпятил губы и резко выдохнул, заставив ее рассмеяться.

И вдруг он начал уменьшаться, падать прочь от нее. Он потянулся к ним, и Риан с Бенедиком схватили его за руки и вытащили обратно. Персеваль взлетела – без усилий, без напряжения: крылья понесли ее прочь.

– Крыло! – воскликнула она, но Крыло ее не слушало.

В прошлый раз оно доставило ее и Риан в безопасное место. На этот раз никакой явной опасности рядом не было, но тем не менее ее, беспомощную, подняли в воздух и понесли прочь. Она закричала – напрасно, ведь ветер, созданный ее движением, срывал слова с ее губ – и даже завела руки за плечи, чтобы потянуть за корни крыльев.

Они были гораздо сильнее, чем ее пальцы.

Воздух свистел над ее головой, дергал за топ. Полет на собственных крыльях требовал сосредоточенности, согласованных действий всего тела, а эти крылья просто несли ее, шипя, и она была просто пассажиром. Персеваль скрестила руки на груди, чтобы побороть ветер.

И внезапно ее осенило.

Она подняла обе руки над правым плечом; по пальцам бил край Крыла. Извернувшись, она поймала крыло – сначала одной рукой, затем обеими – и потянула, напрягая все силы.

Она опустила крыло.

Персеваль полетела вниз по спирали в сторону леса; покрытые льдом «пальцы» деревьев тянулись к ней и раскалывались, когда она натыкалась на них. Крыло сложилось вокруг нее и смягчило падение, чтобы ветки, которые должны были сломать ее кости, просто выбили из нее дух.

Задыхаясь, Персеваль растянулась в снегу рядом с одним из деревьев. Крыло сложилось вокруг нее, словно для того, чтобы защитить ее от холода.

– Отвали от меня! Отвали! – завизжала Персеваль, толкая призрачные крылья.

Они подались, уступив ее кулакам и ногтям. Они раскрылись. Когда-то она видела фотографию, на которой был запечатлен отпечаток крыльев сокола на снегу, элегантный и идеальный. Каждое перо виднелось четко, словно его вырезали бритвой, а в центре – кровь убитой жертвы.

Когда Персеваль встанет, все будет выглядеть совсем не так.

Она качнулась вперед, перекатилась на колени. Ее дыхание потекло вокруг лица в неподвижном воздухе. Крылья-паразиты почти ничего не весили, но она чувствовала, как они шевелятся – под воздействием ветра или по своей воле. Снег под ее коленями подтаял, и они промокли. Кости ее рук заныли от холода. Она услышала крики и грохот, но все они еще были далеко.

А затем Крыло погладило ее правую щеку, и чей-то голос, похожий на эхо, сказал…

Персеваль.

Она вскочила; под ее сапогами скрипнул снег. Она развела руки в стороны и, тяжело дыша, встала посреди лесной тишины.

Любовь моя.

– Кто ты? – спросила она прерывистым, задыхающимся шепотом. А затем, не получив ответа, она заговорила громче, окликнула голос, словно часовой на посту: – Кто ты?

Тот, кто защитит тебя. Тот, кто позаботится о твоей безопасности.

– Слезай с меня, – сказала Персеваль. Она схватила за крылья и потянула за них, но здесь, на земле, они не были ограничены аэродинамической формой. Крылья расплавились под ее пальцами, потекли сквозь них, словно вода, и Персеваль осталась стоять, выгнув спину и царапая дым. – Кто ты, черт побери?

Крыло.

Это имя – дыхание на ее щеке. «Крылья и цепи», – подумала она.

– Так тебя назвала Риан. Кто ты?

Другого имени у меня нет.

Ну надо же. Ей достался паразит, который цепляется к словам.

– Мутант, что ты такое?

Названия мне никто не дал. Я посланец. Я от Праха.

Хруст шагов все ближе. Крики, огни, топот. Она услышала, как Тристен проклинает снег. Риан окликнула ее по