Объект «Фенрир» - Максим Анатольевич Макаренков

и рядом ответы на сегодняшние теоретические вопросы завтра могут стать основой совершенно практических методов действия в нештатных ситуациях, а то и последней надеждой на выживание.

– Я тоже спрашиваю не из праздного любопытства, – отозвался Попов. – Мне интересно, как вопросы о границах познания могут завтра найти практическое применение, если, насколько я знаю, программа «Танец с Шивой» пока заморожена и принято решение о нецелесообразности ускорения прямого контакта со Старшими сущностями. Поэтому, кстати, если запросите информацию о наших программах, увидите предупреждение «предназначено для специалистов».

– Именно поэтому мы и интересуемся ходом ваших исследований, – теперь говорил Комнин, голос у него оказался низким, глубоким, – на следующие семь лет запланировано более десяти экспедиций, из которых у четырех минимум есть все шансы столкнуться со следами деятельности «туннельщиков», а то и других негуманоидных цивилизаций. Некоторых из них мои коллеги относят к стадии перерождения в Старшие сущности. Поэтому готовимся мы, Петр Александрович, всесторонне. Например, нам действительно интересно узнать, как «Зимний лес» оценивает мотивы и стремления принципиально негуманоидных, – он пощелкал пальцами, подбирая определение, – образований, имеющих опыт взаимодействия с гуманоидами. С человечеством, например.

– Не менее интересно, как его может оценить гуманоид, – подал вдруг голос Федоров. Оказалось, что он чинно сидит, положив руки на стол, копируя позу Мирослава Цоя, и очень внимательно смотрит на Попова.

– Зависит от уровня развития гуманоидной цивилизации, – пожал плечами Попов, – а также от непостижимых божественных явлений, воздействия природных стихий, действия природных законов и до целого спектра действий, внешне неотличимых от всего, что я перечислил, но порожденных волей тех самых сущностей, которые обладают сознанием, волей и пониманием последствий своих действий.

– То есть разумных, – уточнил Федоров.

Призрачный Попов выпрямился в кресле. А Попов, который стоял рядом и совсем не мерз, снова сжал ладонь Михеева.

– Я сказал то, что сказал, – поднял руку призрачный Попов, выкручивая кисть, – поймите. Мы можем сейчас лишь интерпретировать определенным образом следы действий тех, кого называем Старшими сущностями.

– Но можем ли мы их осознавать в полной мере, оставаясь в рамках своих возможностей восприятия? – Федоров вдруг подался вперед и чуть прищурился. Отчего-то эта тема была для него очень важна, почему же, черт возьми?

Михеев осознал, что они наконец-то вбросили то, что имеет отношение к их реальному интересу.

– Вы поднимаете старую, так никем и не решенную проблему соответствия формы познающего границам познания, – улыбнулся Попов.

– Безусловно. Это же прямое продолжение того, о чем мы говорили в переписке, – проблема наблюдателя.

Михеев внутренне возликовал, услышав давно знакомый оборот из терминологии «Сферы».

– Да, согласен, хотя… Мало кто осознает до конца значимость этой темы даже среди моих коллег, – оживился Попов, ему явно льстило понимание гостей, их вовлеченность в крайне важные для него «вопросы послезавтрашнего дня». – Разумная жизнь имеет конечный потенциал познания при сохранении неизменности своей формы. Это положение некоторые ксенопсихологические школы активно используют в своей работе, в том числе наш «Зимний лес».

– Давайте говорить откровенно, Петр Александрович, сегодня мы не можем совершить прорыв в понимании фундаментальных процессов Вселенной потому, что до сих пор цепляемся за нашу человеческую форму. Хотя каждый скачок в познании, фундаментальный переход в понимании мироздания, так или иначе должен сопровождаться изменением формы познающего.

– Особенно после того как на излете Первой волны Исхода были приняты решения о замораживании работ по дальнейшему развитию универсального искусственного интеллекта, – вступил в разговор Комнин, – но этого изменения не происходит, и не значит ли, что мы пришли на сегодняшний день к границам познания? Если да, то что по ту сторону границы и какой опыт требуется нам, чтобы ее перешагнуть?

– Я не думаю, что вы столкнетесь с чем-то принципиально непознаваемым в ваших экспедициях, – пожал плечами Попов. – А что касается искинов, о которых вы вспомнили, то, думаю, вы помните и причины, по которым человечество добровольно отказалось от этого направления, и почему пришлось совершать то, что сегодня мы знаем как Большой поворот.

– Конечно, помним. Поэтому и интересуемся, можете ли вы порекомендовать разработки, которые позволят, если так можно сказать, перекинуть мостик между гуманоидными и негуманоидными цивилизациями, грубо говоря, переходники. С их помощью удается в как можно большем объеме получить опыт, который не позволяет в обычных условиях получить существующая форма познающего? – негромко спросил Мирослав Цой.

«Ох ты, как хитро завернул свой интерес, – невольно восхитился Михеев. – Если говорить просто – как может человек получить нечеловеческий опыт, оставаясь человеком, или…»

В голове Михеева что-то отчетливо щелкнуло, и фрагмент головоломки встал в паз. Он понял, что нужно «Сфере».

Михеев. Дурные сны

Фокус-группа

Вторую неделю Михеев сидел в безлюдном отеле Amadeo на окраине Лейпцига. Ходил по комнате со скошенным потолком, валился на кровать, тупо смотрел на индикаторы планшета. Планшет молчал.

Тренькал пустой трамвай, идущий к заброшенному выставочному центру. Некстати вспоминались последние жалкие выставки и редкие, пугливо втягивающие головы в плечи гости, бродящие между островками света на стендах. Вспомнил гулкие хлюпающие шаги индуса, пытавшегося сбыть ему искин, настолько топорный и незаконный, что отнять его у придурка нужно было просто из жалости. Михеев бежал за индусом и раздраженно думал о том, чем так хлюпает индус. Оказалось, у него отклеилась подметка дешевых бумажных туфель-однодневок.

Ночами Михеев лежал, глядя в потолок, и слушал, как шелестит холодная жесткая трава на пустыре, который раскинулся между отельчиком и соседним домом, набитым турецкими семействами. Ночами оттуда доносились раздраженные гортанные голоса, один раз игрушечно хлопнули выстрелы, и все стихло. Но даже выстрелы и ночная возня не могли разогнать тишину, звеневшую в ушах Михеева, тишину, пропитавшую Лейпциг.

Зазвенел телефон. Кнопочный, с черно-белым экраном. Михеев нашарил его в складках покрывала, не отрывая взгляда от потолка, поднес к уху:

– Слушаю.

– Отчет принят. Вопросов нет, гонорар обычным порядком, – сказал Венцлав.

Значит, карантин кончился. Безликие люди из безликих стеклянных офисов прошлись по медианету и убедились, что Михеев не оставил следов. Нужные файлы, подтверждающие перемещения бизнесмена русского происхождения господина Михеева, зафиксированы в нужных базах, реал не потревожен.

– В Берлине тебя ждет билет.

– Куда? – без интереса спросил Михеев.

– В Москву, – в голосе Венцлава проскользнули извиняющиеся нотки, – ты лучше других понимаешь местную специфику.

– Не извиняйся. Завтра буду в Берлине.

* * *

Вжало в спинку кресла. Взлет. Закрыв глаза, Михеев вспоминал прочитанное в пещере Берлинского вокзала досье, как всегда напечатанное на плохой бумаге блекло-серыми буквами. Дочитав, вернул папку в автоматическую камеру хранения, положил билет во внутренний карман пальто и поехал в аэропорт.